72. К. С. АКСАКОВ — Ю. Ф. САМАРИНУ
<Москва. Конец мая 1842 г.>
...Гоголь уехал. Мы его проводили. Поехал он необыкновенно ясен, почти с торжественным видом. Он похож был на свой портрет, который у Хомякова1— об отъезде Гоголя.
«Мертвых душ», — только теперь, кажется, вижу я, что̀ это такое. Признаюсь тебе: я восхищался ими. Эстетическое чувство говорило, что это хорошо, но какое-то недоумение сопровождало мое наслаждение. Я наслаждался, но мысль была в недоумении. Это недоумение, кажется, разрешилось; кажется, я понимаю, что такое «Мертвые души», и наслаждение ими стало оттого полнее.
В голове у меня образуется целая статья, и я, может быть, напишу ее, может быть и напечатаю2. Вообрази, что многие нападают. Перед отъездом в деревню я заехал к <Д. Н.> Свербееву, который сказал мне, что он недоволен (а он перелистывал, как сам говорит, — вещь, самая невозможная с Гоголем, так же, как с Гегелем, хотя по другой причине); впрочем, он тут же согласился, что надо вникнуть, и потому своего мнения не подтверждает3<Н. Ф.> Павлову не нравится и что он торжествует: говорит, что это падение Гоголя, что он себя уронит этим произведением, и радуется, встречая других недовольных; я пожалел, что нет вечеров. Мне было это неприятно, тем более, что я не мог еще дать себе ясного отчета в том, что такое «Мертвые души», и твердо стать против нападений, ложность которых я чувствовал. Я заехал к Хомякову, говоря с удивлением о мнении Павлова и Свербеева и в то же время опровергая их как мог. Хомяков, который читал только несколько, был со мною заодно. Вдруг входит <Д. А.> Валуев, только что дочитавший «Мертвые души», в восторге совершенном; говорит, что нигде еще Гоголь не является так во весь рост, как здесь, что это великое создание, и вполне изливает свое негодование, услышав о словах Павлова. Я продолжал говорить о «Мертвых душах» и, воротясь домой, яснее и яснее понимал и отдавал себе отчет, что̀ это такое. Через день поехал я к <Е. А.> Свербеевой (он уже уехал). Она сказала, что Чаадаев жарко нападает, но здесь я уже понимал ясно их ошибки, чувствовал, что бы мог сказать им, и повторил Свербеевой, что̀ думал, — не знаю, понятно ли. Это была середа; она собиралась к Чаадаеву (это был день его рождения), говорила, что у него много будет, хотела сама пригласить туда Павлова, звала меня очень; но мне было никак нельзя; я должен был сделать несколько поездок и потом еще вечером ехать к Ховриным: итак, я не был у Чаадаева. Ховрина4 сказала мне, что Кетчер говорит, что «Мертвые души» выше всего, что написал Гоголь. Это так, мне кажется: он выше и могущественнее является в своей — поэме — не лишне это слово. — Грановский и молодые профессора, вероятно, говорят то же. Итак, увы, Николай Филиппыч! Рано вы начали торжествовать! Вы думали, что «Мертвые души» испытают участь вторых ваших повестей! Но нет, то было согласие, мнения были снисходительны. А здесь не то. Пусть нападают, но есть диаметрально противоположное мнение в обществе. Да хоть бы в обществе его и не было: сильно само, сильно это создание, и если хотя несколько одушевленных голосов сильно подымаются за Гоголя, то это уже не участь, постигшая повести Николая Филипповича. Я рад теперь всем этим нападкам: они ясны, они естественное следствие такого великого произведения как «Мертвые души» Гоголя. «Скажите Чаадаеву, — просил я Свербееву, — что я с ним не согласен». — «О, он знает это, — отвечала она, — он уж говорил мне: вот Аксаков, верно, будет защищать». — «Да, сказал я: он не ошибся». Я считаю это произведение великим явлением, такого <не было> не только в нашей литературе, но в мире искусства. Вечером заезжал я к Хомякову. Он сказывал мне, что спор был жаркий; Хомяков защищал; Чаадаев и Дмитриев нападали. Свербеева с жаром защищала, так что Чаадаев говорил ей, что это род опьянения, и сказал ей: «Vous êtes ivre-morte»*.
Мы дружески простились с Хомяковым. Точно, многие против «Мертвых душ», но я виделся после с Шевыревым; он говорит, что общее мнение стало за!..
Автограф. ЦГИАЛ. Фонд К. С. Аксакова (№ 883, ед. хр. 517, лл. 1—4).
1 30 мая 1842 г., что «он похож чрезвычайно» (неизд. — ИРЛИ, ф. 173, ед. хр. 10. 612).
2 К. С. Аксаков вскоре написал статью «Несколько слов о поэме Гоголя „Похождения Чичикова, или Мертвые души“», изданную им отдельной брошюрой и вызвавшую резко отрицательную критику Белинского. См. примеч. к письму № 7.
3 (1799—1876) — дипломат в отставке, автор двухтомных «Записок» и письма по поводу «Выбранных мест из переписки с друзьями» («Материалы», IV, 519—523). Впоследствии Свербеев называл «Мертвые души» «гигантским творением» («Материалы», IV, 104). См. письмо № 77.
4 Марья Дмитриевна —1877) — хозяйка московского литературного салона, посещавшегося Герценом, Грановским и др. См. примеч. к письму № 62.
* Вы мертвецки пьяны (франц.).