216. НЕУСТАНОВЛЕННОЕ ЛИЦО — НЕУСТАНОВЛЕННОМУ ЛИЦУ
Петрозаводск. 31 июля 1852 г.
Услыхав о смерти Н. В. Гоголя, которого имени даже я не могу вспомнить без внутреннего сочувственного волнения, я в ту же минуту невольно о Вас вспомнил и задумался над тем, что бы мы стали говорить, если б эта роковая весть застала нас вместе. Несмотря на недоверчиво-насмешливые противоречия, которые случалось мне от Вас слышать на мои восторженные суждения об этом писателе, я видел, однакож, что он Вам нравится и, сквозь недостатки формы и частностей в его произведениях, провидите великую и глубокую душу и думу человека и автора...
Гоголь, как мне кажется, несмотря на целый легион восторженных похвал и порицаний, на него обращенных, вполне оценен в нашей литературе не был, а мнение Мериме, за которое с такою жадностью ухватился было Булгарин, чрезвычайно поверхностно и односторонне1— Несравненно выше и правильнее суждение об нем как о человеке необыкновенном, как об уме, высказанное несколько лет тому назад Густавом Планшем или Филаретом Шалем, по поводу встречи с Гоголем2. — Как личность русская, Гоголь так разительно оригинален и самостоятелен, что ему по преимуществу принадлежит название осо́би <...>
Я не могу себе представить никого, в ком была бы такая глубокая скорбь, несогласимая, мучительная борьба противуречивых начал. Вчитайтесь только в его переписку и проч., поставьте его произведения лицом к лицу с его жизнью, последними минутами, и Вы увидите в нем и снедающую жажду самосовершенствования <...>, понимание возвышенного назначения человека и всей его пошлости, — предчувствие великих судеб России и видимость множества недостатков русского человека и общества; всё это выразилось в этой удивительной способности претворять слезы в смех и смех в слезы, — какою в равной силе и художественном совершенстве не обладает ни один из иностранных писателей-юмористов, посредством которой он и учит и наказует, и возвышает и повергает, жжет и согревает, — пока, наконец, не вылилось в последние минуты страдальческой жизни3...
Примечания
139, оп. 1, ед. хр. 58, лл. 139—141).
Сведениями об авторе публикуемого письма и его адресате мы не располагаем.
1 «комизм которого граничит с фарсом» («Revue des Deux Mondes», 1851, т. XII), было радостно подхвачено Ф. Булгариным в фельетоне «Журнальная всякая всячина» («Северная пчела», № 87, от 19 апреля 1852 г.).
2 Имеется в виду Сент-Бев, который в статье о Гоголе, помещенной в «Revue des Deux Mondes», 1845, т. XII, стр. 884, упоминая о встрече с Гоголем на пути из Рима в Марсель, отмечал, что из разговора с Гоголем — «разговора умного, точного и богатого меткими житейскими наблюдениями», он «мог предвкушать оригинальность и реализм его произведений». Ни Г. Планш, ни Ф. Шаль с Гоголем не встречались.
3 Среди документов, хранящихся в гоголевском фонде Центрального гос. литературного архива, имеется еще одна рукописная копия письма неустановленного лица по поводу смерти Гоголя, датированная: «Москва. 6 ноября <1852 г.>»: «Из сочинений Гоголя уцелело: три <!> неполные черновые главы второго тома „Мертвых душ“, его автобиография и объяснение литургии. Три главы были брошены им в шкаф с платьем, после переписки набело, и позабыты; некоторые листы потеряны. Но случилось, что сын Шевырева, перечитывая окончательную рукопись „Мертвых душ“, делал из нее для себя извлечения. Теперь эти извлечения отчасти восполняют дефект утраченного творения Гоголя, но все-таки это бедные остатки <...> О Биографии ничего обстоятельно неизвестно. Кажется, однакож, что это-то „Прощальная повесть“, о которой он упоминает в „Переписке с друзьями“ <...> От Елагина я узнал, что Автобиография Гоголя находится у Шевырева. Он не дает никому списывать. В ней Гоголь рассказывает, как образовался его талант и каким образом он писал свои произведения.
Гоголь говорит, что у него вовсе не было фантазии, что он не был в состоянии ничего выдумать. У него обыкновенно разные виденные и слышанные им мелочи были записаны на отдельных лоскутках, и когда он задумывал что-нибудь писать, то подбирал эти лоскутки и по ним уже составлял главный рассказ. Он не умел при этом сочинить плана для своего сочинения, так что планы его повестей составлял ему Пушкин, который, пленяясь его рассказами, присоветовал ему писать. Это несколько несообразно с тем, что мы знаем о сближении Гоголя с Пушкиным вследствие первых опытов Гоголя, высоко оцененных Пушкиным. А первые повести в „Вечерах на хуторе“ показывают уже замечательную способность строить план композиции <...> Всё это объяснится, когда соберутся все факты <...> — об уцелевших частях „Мертвых душ“ говорят, что это черновая рукопись всего 2-го тома, но только со многими утраченными листами, а что две или три первые главы вчерне, с большими поправками и помарками, сохранились вполне.
̀к было» (неизд. — ЦГЛА, ф. 139, оп. 1, ед. хр. 58, лл. 135—136).
Под «Автобиографией» Гоголя имеется в виду его «Авторская исповедь».