Никитенко А. В. - Грановскому Т. Н., 4 марта 1852 г.

201. А. В. НИКИТЕНКО — Т. Н. ГРАНОВСКОМУ

С. -Петербург. 4 марта 1852

...Мысль, что эти строки идут в Москву, приводит меня к другой, горестной мысли о том, что случилось недавно у вас в Москве, или, лучше сказать, в России, — о смерти Гоголя. Смерть — как смерть, дело обыкновенное до пошлости, хотя мы никак не привыкнем не считать ее важнейшим делом. Но грустно, ужасно грустно видеть умирающего в судорожных тревогах неудовлетворенной жизни и, может быть, даже умирающего от этих тревог. И между тем здесь гибнет одна из благороднейших, прекраснейших сил нравственного мира, а кругом вас копошится несметное число ничтожеств, которые живут и благоденствуют даром, ничем не тревожась, кроме воспоминаний о вчерашнем преферансе или неудавшейся плутне1— Патрокловы или Ферситовы. Смерть Гоголя принесла у нас, вероятно, то же, что и у вас: многих она поразила глубоко, множейших заставила произнести: о!, некоторые даже разрешились ругательствами на тех, которые опечалены этою смертию, как горем общественным. Но об этих расскажет Вам при случае вручитель сего письма <...> Называется он Марком Николаевичем Любощинским23...

Примечания

 345, ед. хр. 4, лл. 13 об. — 14).

1 «Сегодня получено известие о смерти Гоголя... — записал Никитенко 24 февраля 1852 г. в своем дневнике. — Вот еще одна горестная утрата, понесенная нашей умственною жизнью — и утрата великая! Гоголь много пробудил в нашем обществе идей о самом себе. Он, несомненно, был одною из сильных опор партии движения, света и мысли — партии послепетровской Руси. Уничтожение его бумаг прилагает к скорби новую скорбь» (А. Никитенко. Моя повесть о самом себе и о том, чему свидетель в жизни был. Цит. изд., т. I, стр. 403—404).

2 (ум. в 1889) — юрист, принимавший деятельное участие в подготовке судебной и крестьянской реформ 1860-х гг.

3 Среди разрозненных бумаг, хранящихся в гоголевском фонде Центрального гос. литературного архива, хранится копия отрывка из письма А. В. Никитенко к неустановленному адресату, с впечатлениями от второго тома «Мертвых душ». Приводим его полностью:

«На-днях я слушал оставшиеся, или, лучше сказать, спасенные от Гоголя главы 2-й и 3-й части его „Мертвых душ“. Теперь решительно известно, что это сочинение было у него кончено и сожжено — уцелело только каким-то чудом между черновыми его бумагами то, что я слышал. Рассказывают, что в последнее время, когда дух его уже омрачился и из деятельной силы начал переходить в какую-то аскетическую окись, он предлагал на сохранение чисто переписанный экземпляр „Мертвых душ“, совсем конченных, одному из своих приятелей, говоря ему: „Возьми, брат, это и спрячь; мне иногда кажется, что тут есть кое-что хорошее, жаль мне самому, если это пропадет“. Приятель, однакож, по неизвестной причине, не хотел этого исполнить, и высокое создание погибло. Да, высокое, судя по тем главам, которые я слышал. Главы эти весьма длинны, и, следовательно, по ним можно судить об остальном. Это решительно одно из тех капитальных творений искусства, которые переживают века. На сцене являются всё новые лица, до того типические и живые, что становится страшно, как бы сделалось страшно, когда какая-нибудь античная статуя сдвинулась бы вдруг со своего пьедестала и пошла. Тут являются лица с трагическою физиогномией и между ними тот же Чичиков и множество комических и юмористических изображений мастерской, почти шекспировской отделки. В последних частях идея „Мертвых душ“ переменяет свой характер, и это одна из замечательнейших сторон книги. Выходит, что мертвые души не те, которых скупал Чичиков, а души тех, у которых он покупал. Тут сочинение становится колоссально величественным, грозным, не поэмой, как он его называл, а трагедией национальной. И все это пропало! Потеря действительно важная. Такое сочинение именно теперь нужно, и оно принесло бы несчетно много добра. Жалко подумать, от каких случайностей зависит успех нравственности на земле» (Рук. копия. ЦГЛА, ф. 139, оп. 1, ед. хр. 58, лл. 131—132).

«Обедал у <А. Н.> Карамзина. После обеда читаны были неизданные главы „Мертвых душ“. Чтение продолжалось ровно пять часов, от семи до двенадцати. Эти пять часов были истинным наслаждением. Читал, и очень хорошо, князь <Д. А.> Оболенский» (цит. изд., стр. 415). Повидимому, публикуемое письмо относится именно к этому времени.

Раздел сайта: