29.
М. И. ГОГОЛЬ.
1825-го года 26-го мая. <Нежин.>
Сделайте милость, дражайшая маминька, успокойте меня хотя одною строчкою; пожалейте обо мне! Вы не знаете, что причиняете мне своим молчанием, вы не знаете, что отравляете каждою минутою мою жизнь. Ежели бы вы меня увидели, вы бы согласились, что я совсем переменился. Я теперь можно сказать совсем не свой, бегаю с места на место, не могу ничем утешиться, ничем заняться; считаю каждую минуту, каждое мгновение, бегаю на почту, спрашиваю: есть ли хоть малейшее известие, но вместо ответа получаю — нет! и возвращаюсь с печальным видом в свое ненавистное жилище, которое с тех пор мне опротивело, вы не знаете, что это несносное нет наносит мне боязнь неизъяснимую. Печальные мысли наперерыв теснятся в моей голове и не дают мне ни минуты насладиться спокойствием.
Сделайте милость, я вас прошу, молю, заклинаю всем, что есть свято, что осталось еще любезным для вашего сердца, заклинаю вас именем ваших детей, которые не могут жить без вас; отвечайте мне, не мучьте меня мрачною неизвестностью. Пожалейте своего несчастного сына; несчастного оттого, что он теперь находится в самом горестном состоянии. Он не знает об вашей участи. Одна только мысль меня немного подкрепляет, немного утешает горестного: скоро каникулы, и я увижусь с вами, тогда-то я вас утешу. Впрочем я не знаю, можно ли так печалиться, как вы. Правда я не отвергаю ее, вы должны печалиться, но не так, в какой печали находитесь ныне. Вы знаете1 не будете иметь огорчения. Мы постараемся усладить, сколько можно, вашу драгоценную для нас жизнь.
Я писал вам письмо чрез людей г-на Баранова и не знаю, получили ли вы его? Теперь посудите о моем отчаяньи не получая о сю пору ответа, между тем приближается время каникул и не знаю, буду ли я счастлив или самым несчастливейшим человеком. Никогда еще мне не хотелось так видеть каникул, как теперь. Я вам говорю, что ежели я вас не увижу, я не знаю тогда на что решусь. Ежели же не получу ответа на это письмо, то сие молчание будет самый ужасный для меня признак. Тогда-то я прибегну к отчаянию, и оно-то даст мне средство, как избавиться от сей мрачной неизвестности.
Теперь вы видите, что от одного вашего слова зависит счастие и несчастие вашего сына.
Каникулы у нас начнутся с 20 июня, следовательно за мною надо присылать 18 июня. — Между тем я ожидаю от вас с нетерпением, час от часу увеличивающимся, драгоценных для меня строк, которые возвратят жизнь несчастному вашему сыну, которые, как целительный бальзам, прольют отраду в изнывшее сердце2.
Не знаю, что делается теперь дома, вы не известили меня ни о сестрицах, ни о чем другом. Я думаю всё переменилось, но мое сердце всегда останется привязанным к священным местам Родины, и теперь она еще вдвое драгоценнее для сердца горестного.
Всеминутно ожидая ответа,
остаюсь вашим послушнейшим сыном
Н. Гоголем-Яновским.
Сноски
1
2 в мое сердце
Примечания
„Записках“, I, стр. 32; всё письмо — в „Сочинениях и письмах“, V, стр. 21—23; заключительные слова в „Письмах“, IV, стр. 443.
Настоящее письмо от 26 мая 1825 г. Гоголь для большей верности направил матери через А. А. Трощинского; см. письмо М. И. Гоголь к А. А. Трощинскому в „Русской Старине“ 1882, № 6, стр. 674 (дата письма 11 мая — произвольна).