Виноградов В. В.: О языке ранней прозы Гоголя.
Глава 7

Глава: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
Примечания

7

Замена одних слов другими, а также присоединение новых членов предложения, распространение изложения очень часто вызывались стремлением Гоголя к конкретному, выразительному, насыщенному жизненными красками и подробностями, образно-экспрессивному устному повествованию. Общее, неясное, отвлеченно-банальное — в силу его литературной привычности — или устранялось или переделывалось. Так же, как и Пушкин, Гоголь добивается реалистической свежести и смелости выражений, приспособляя их к характеристическому облику рассказчика и стараясь придать движению речи разнообразие экспрессивных оттенков. Новые принципы повествовательной стилистики, направленные на сгущение устно-бытовой экспрессии и на ее гармоническое, реалистическое соотношение с раскрывающимся типическим обликом народного сказителя и с героями его рассказа, требовали решительной переработки первоначального стиля:

Родная тетка моего деда [...] говорила, что ни за какие благополучия в мире не согласилась бы принять от него подарков; но что прикажешь делать? не взять — беда, всякого проберет страх, особливо когда он нахмурит свои густые, толщиною в палец, брови; а возьмешь — так на следующую ночь как раз и тащится домовой... (I, 351).

Родная тетка моего деда [...] говорила, что ни за какие благополучия в свете Опять, как же и не взять: всякого проберет страх, когда нахмурит он, бывало, свои щетинистые брови и пустит исподлобья такой взгляд, что, кажется, унес бы ноги бог знает куда; а возьмешь — так на другую же ночь и тащится в гости какой-нибудь приятель из болота, с рогами на голове (I, 140).

Гоголь находит новые принципы экспрессивного напряжения и экспрессивного расцвечивания сказа. Они состоят в выборе народно-характеристических слов и образов, в экспрессивном соответствии словесной ткани рассказа образу повествователя, в ярко выраженной субъективной окраске речи, в последовательном раскрытии хода событий — с точки зрения непосредственного восприятия самого изображаемого лица, в реалистической детализации изображения. Вот иллюстрация:

ПЕРВАЯ РЕДАКЦИЯ

ОКОНЧАТЕЛЬНЫЙ ТЕКСТ

Слово: золото придало Петро рвения и сил. Раз, другой, третий копнул заступом, как и зазвучало что-то твердое, и глаза его ясно начинали различать большой железный сундук. Уже он хотел достать его рукою, как сундук глубже и глубже стал погружаться в землю; и позади его послышалось шипение, походившее на хохот, вылетавшее из беззубого, ведьмовского рта (I, 358).

Петро, ... что-то твердое!.. Заступ звенит и нейдет далее. Тут глаза его ясно начали различать небольшой, окованный железом, сундук. Уже хотел он было достать его рукою, но сундук стал уходить в землю, и все, чем далее, глубже, глубже; а позади его слышался хохот, более схожий с змеиным шипеньем (I, 145).

Отбрасывая и исключая литературно-книжные образы, Гоголь стремится сделать образный строй повествования индивидуально-характеристическим, экспрессивным и народным. Вот примеры стилистического переоформления образов:

Но напрасно думал он потопить свое горе: водка превращалась, казалось, в палящий огонь и жалила его язык, словно крапива (I, 355).

Только напрасно думал бедняжка залить свое горе. Водка щипала его за язык, словно крапива, и казалась ему горше полыни (I, 143).

Тенденция к обострению метафор, сравнений, к индивидуализации образного строя речи ограничивается и регулируется строгими закономерностями экспрессивной композиции народно-бытового сказа, его стилистическими и характеристическими свойствами.

Ее волосы темно-темно русые (I, 352).

Волосы ее, черные, как крылья ворона, и мягкие, как молодой лен (I, 141).

Образы берутся из деревенского быта. Они вбирают в себя народно-поэтические эпитеты и фразеологические обороты. Они выражают живое, экспрессивное отношение рассказчика к близкому для него кругу представлений:

ПЕРВАЯ РЕДАКЦИЯ

С каким нетерпением выжидал он вожделенного вечера! Целый божий день то и дела, что поглядывал, не начинает ли темнеть, не думает ли солнце прилечь на водные пуховики свои (I, 356).

Я думаю, куры так не дожидаются той поры, когда баба вынесет им хлебных зерен, как дожидался Петрусь вечера.

То и дело, что смотрел, не становится ли тень от дерева длиннее, не румянится ли понизившееся солнышко, и что далее, тем нетерпеливей (I, 143).

Одушевление природы — один из тех приемов метафоризации, которые кажутся Гоголю наиболее отвечающими народно-поэтическому стилю изображения. Во второй редакции повести Гоголь гораздо свободнее и шире пользуется этим приемом. Он вводит новые народно-поэтические образы и пользуется ими даже для передачи душевного состояния своих героев. Например, в первоначальной редакции было: “Но вот послышался свист, от которого у Петра захолонуло внутри” (I, 357). В окончательной редакции: “Но вот послышался свист, от которого захолонуло у Петра внутри, и почудилось ему, будто трава зашумела, цветы начали между собою разговаривать голосом тоненьким, будто серебряные колокольчики; деревья загремели сыпучею бранью” (I, 144—145).

Словесные образы становятся острее, семантически выдержаннее — и вместе с тем поэтичнее.

Цветок, к величайшему его удивлению, не прямо упал на землю, но, долго колебаясь в воздухе, — тихо спустился и так далеко, что едва только видна была звездочка, величиною в маковое зерно (I, 357—358).

Цветок не упал прямо, но ; наконец, потихоньку начал спускаться ниже и упал так далеко, что едва приметна была звездочка, не больше макового зерна (I, 145).

Примерами осложнения и усиления образно-выразительных средств стиля могут служить и такие гоголевские переделки текста повести:

Синеватое пламя показалось из земли и осветило всю ее внутренность, и все, что было под землею, стало видимо, вот как на ладоне (I, 358).

Синее пламя выхватилось из земли; середина ее вся осветилась и стала как будто из хрусталя вылита; и все, что ни было под землею, сделалось видимо, как на ладоне (I, 146).

Громовой голос Бисаврюка [...] поразил его, словно пулею (I, 358).

[...] Грянул Басаврюк и словно пулю посадил ему в спину

В пределах самой разговорной речи Гоголь ищет более точных, выразительных, острых и образных слов для передачи того или иного смысла. Эту работу Гоголя легко наблюдать при сопоставлении таких синонимических и во всяком случае заменяющих друг друга словесных рядов:

красавицу, какой, думаю, вряд ли кому-нибудь из вас удалось видывать (I, 352).

красавица, какую, я думаю, вряд ли доставалось вам видывать (I, 141).

Но в то самое время откуда ни возьмись пятилетний брат Пидоркин — Ивась, которого без памяти любил он, и уцепясь ему за шею, давай молить со слезами: “тату, тату! не бей Петруся!” (I, 353).

как, откуда ни возьмись, шестилетний брат Пидоркин, Ивась, прибежал и в испуге схватил ручонками его за ноги, закричав: “тятя! тятя! не бей Петруся!” (I, 142).

В тот самый день, когда Петра взяла нелегкая (I, 365).

В тот самый день, когда лукавый припрятал к себе Петруся (I, 151).

Общеупотребительные, терминологические, часто отвлеченные, мало конкретные обозначения предметов и действий заменяются просторечными и в то же время конкретно-изобразительными словами синонимического характера:

мать моя пряла [...] качая одной ногою люльку

сидела она перед гребнем, выводя рукою длинную нитку, колыша ногою люльку (I, 138).

В качестве примеров замены разговорно-литературных выражений более характерными и выразительными или более точными синонимами народной речи могут служить такие стилистические преобразования текста “Вечера накануне Ивана Купала”:

Шутка ли отрезать голову человеку, да еще и безвинному младенцу! (I, 358).

Малость, отрезать ни за что, ни про что человеку голову, да еще и безвинному ребенку! (I, 146).

синеватое пламя показалось из земли и осветило всю ее внутренность (I, 358).

синее пламя выхватилось из земли; середина ее вся осветилась (I, 146).

Адский хохот раздался вокруг него (I, 358).

Дьявольский загремел со всех сторон (I, 146).

Заиграли бандуры, цимбалы, сопилки, кобзы (I, 360).

Брякнули в бандуры, цымбалы, сопилки, кобзы (I, 147).

Любопытны исправления фразеологических обмолвок и погрешностей в воспроизведении разговорной речи:

рассыпались перед ними мелким бесом и точили лясы на колесах (I, 360).

рассыпались перед ними мелким бесом и подпускали турусы (I, 147).

Исключаются тавтологические выражения, семантически невесомые или излишние слова, эпитеты, распространения:

Не чета нынешним краснобайным балагурам (I, 349).

Уж не чета какому-нибудь нынешнему балагуру (I, 138).

ералаш такой поднялся, как на первый день ярмонки (I, 361).

ералаш поднялся, как на ярмарке (I, 148).

молодицы с корабликом на голове, которого верх был весь сделан из сутозолотой парчи и казался словно выкованным из золота, на затылке с вырезом... (I, 360).

с небольшим вырезом на затылке (I, 147).

Вот еще пример замены банальных фраз и образов свежими и индивидуальными:

деревья пушистою шубою (I, 362).

и ветви дерев убрались инеем, будто заячьим мехом

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
Примечания

Раздел сайта: