Виноградов В. В.: О языке ранней прозы Гоголя.
Глава 2

Глава: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
Примечания

2

Повесть “Вечер накануне Ивана Купала”, первоначально напечатанная в “Отечественных записках” (1830, февраль—март), без подписи Гоголя, под заглавием “Бисаврюк, или вечер накануне Ивана Купала. Малороссийская повесть (из народного предания), рассказанная дьячком Покровской церкви”, подверглась очень существенным стилистическим изменениям, коренной языковой правке со стороны Гоголя при включении ее в первую книжку “Вечеров на хуторе близ Диканьки” (цензурное разрешение 26 мая 1831 г.). П. А. Кулиш и акад. Н. С. Тихонравов высказали предположение, что редактор “Отечественных записок” — квасной патриот и реакционный писатель П. П. Свиньин — исказил подлинный текст повести Гоголя, внесши в него множество исправлений с целью приспособить стиль Гоголя к установившемуся тогда дворянскому стандарту художественно-повествовательного стиля. По словам Тихонравова, “Свиньин во многих местах [...] исправил по-своему слог и придал ему тяжелые обороты напыщенного литературного изложения”5. Это мнение разделяется последующими исследователями творчества Гоголя. Подкрепление и подтверждение ему находят в полемическом предисловии ко второй редакции повести, помещенной в “Вечерах на хуторе близ Диканьки”6. «Возмущение Фомы Григорьевича, от лица которого ведется повествование в “Вечере накануне Ивана Купала”, искажением его рассказа, помещенного в книжке журнала, — пишет комментатор повести в последнем академическом издании сочинений Гоголя, — совершенно несомненно являлось замаскированным выпадом против Свиньина, и протестом против его редакторского самоуправства» (I, 522). В таком духе это предисловие к повести понимали многие современники Гоголя. О. М. Сомов, напечатавший под псевдонимом Никиты Лугового (с пародическим намеком на Николая Полевого) рецензию на гоголевские “Вечера” и советовавший предать забвению отрицательный отзыв Ник. Полевого в “Телеграфе” о первой книге “Вечеров”, заявляет: «Пасичник, я слышал, человек всегда готовый высказать самые резкие истины, да еще языком малороссийского прямодушия. Он, пожалуй, в состоянии повторить г. Полевому то, что уже сказал одному из его собратий-журналистов в предисловии своем ко 2-й повести “Вечеров на хуторе”»7.

Кроме того, в доказательство недовольства Гоголя редакторской правкой П. П. Свиньина обычно ссылаются на изменившиеся в отрицательную сторону отзывы Гоголя об “Отечественных записках”. Но это доказательство основано на явном недоразумении. Похвальный отзыв Гоголя об “Отечественных записках”, как об издании, которое “по важности своих статей почитается здесь лучшим”, содержится в письме к матери от 2 апреля 1830 г. 6*, т. е. относится к тому времени, когда Гоголь, несомненно, уже познакомился с исправлениями языка и слога своей повести, предложенными П. П. Свиньиным8. Таким образом, “возмущение” Гоголя мнимым “редакторским самоуправством” Свиньина не следует преувеличивать. Выражение же недовольства “брехней сучого москаля” от лица рассказчика — Фомы Григорьевича может быть истолковано и как своеобразный литературный прием автора, имеющий своей целью оправдать новую коренную стилистическую переработку повести и подчеркнуть украинско-демократические, народные основы ее устно-бытового сказа. В таком случае пришлось бы предположить, что взгляды Гоголя на роль и объем народной стихии в составе нового русского литературного языка существенно изменились ко времени издания сборника рассказов “Вечера на хуторе близ Диканьки” (т. е. к 1831 г.).

“редакторское самоуправство” Свиньина, не решаются видеть во второй редакции повести простое восстановление первоначального ее текста, искаженного Свиньиным, а предполагают в ней, в сущности, новое произведение. Так, в комментариях к “Вечеру накануне Ивана Купала” в академическом издании Сочинений Гоголя читаем: “Во второй редакции Гоголь сократил повесть, устранив ряд длиннот и второстепенных подробностей [...]. Все эти сокращения, придавшие повести большую сюжетную целеустремленность и лаконичность, свидетельствуют о стремлении Гоголя освободиться от подробных сюжетных мотивировок, от нравоучительного морализирования в духе сентиментально-нравоописательных повестей 20-х годов, от растянутых и вялых описаний, столь распространенных в чувствительных повестях и романах ужасов. Еще важнее стилистическая переработка всего текста повести, которую произвел Гоголь, в сущности, создав совершенно новое произведениестилистической отделке каждой фразывводя диалоги вместо повествования, добиваясь живой разговорной интонации. Так, например, длинный, пересыпанный подробными ремарками разговор между Петро и Басаврюком сжимается до нескольких энергичных и кратких реплик [.... Не случайно, что наименьшей переработке подверглось описание свадьбы, основанное на чисто этнографических материалах” (I, 522—523).

Следовательно, допускается, что сам Гоголь в первой редакции “Вечера накануне Ивана Купала”, несмотря на образ рассказчика-дьяка, не мог преодолеть книжных шаблонов стиля карамзинской школы, с присущей этому стилю фразеологией “нравоучительного морализирования” и сентиментальной декламации, с традиционными для него “книжными и условно-сентиментальными формулами”, “растянутыми и вялыми оборотами”, бедностью и однообразием диалогической речи, отсутствием или бледностью бытового, реалистического колорита. А если так, то правка П. Свиньина не могла быть очень значительной. Ведь она могла быть направлена лишь на некоторую унификацию стиля, на устранение или замену отдельных выражений, выпадавших из общей экспрессивной атмосферы повествования. «Нужно полагать, — заявляют комментаторы академического издания сочинений Гоголя, — что правка Свиньина сводилась в основном к той же грамматической и стилистической очистке языка Гоголя от просторечия и украинизмов, от чрезмерно “грубых”, с точки зрения тогдашней школьной реторики, выражений и слов, какую в дальнейшем гораздо осторожней и умеренней производил Прокопович. Переделывая повесть для переиздания ее в “Вечерах”, Гоголь, по-видимому, частично восстановил “просторечие” и живую разговорную речь, которые Свиньин, согласно своим стилистическим принципам, всемерно ослаблял. Наконец, по-видимому, Свиньиным было изменено само заглавие повести и этимологизировано имя персонажа — вместо гоголевского “Басаврюк” в журнале появилось “Бисаврюк”» (I, 522). Это последнее предположение очень вероятно. Все же другие догадки, рассуждения и заключения очень неопределенны и бездоказательны. Детальное сопоставление обеих редакций повести никем еще не было произведено. Несомненные признаки и примеры свиньинской правки не установлены. Больше того: не доказано, что “просторечие” и “украинизмы”, чрезмерно “грубые” выражения действительно в очень большом количестве и систематически включались Гоголем в текст самой первой редакции повести как осознанное средство народно-сказовой экспрессии, создававшее иллюзию реалистического правдоподобия. Ведь невозможно предполагать, что Гоголь уже в самом начале своего литературного поприща был вполне сложившимся народным художником, что его литературный стиль с самых первых творческих опытов отличался той же близостью к устной речевой стихии, был пропитан теми же элементами народности и реализма, как и при окончательной отделке “Вечеров на хуторе”, что расширявшиеся литературные знакомства и связи Гоголя, а также открывшиеся перед ним новые горизонты развития русской национальной литературы не углубили гоголевского понимания “пушкинского” начала в языке русской художественной литературы, начала народности и национального реализма.

Распространенные до сих пор в литературоведческих работах общие рассуждения о порче гоголевского текста П. П. Свиньиным, о плагиатах со стороны П. П. Свиньина у Гоголя и вместе с тем о литературной зависимости Гоголя от Свиньина, а с другой стороны, о быстром творческом росте Гоголя, сказавшемся, между прочим, в коренной переработке языка и стиля “Вечера накануне Ивана Купала” — по сравнению с первой редакцией этой повести, — крайне противоречивы.

“Вечера накануне Ивана Купала”, выделить в составе первой редакции наносный слой исправлений Свиньина (если это окажется возможным), установить систему тех новых стилистических приемов и тенденций, которые нашли выражение в методе гоголевской переработки первоначального текста повести, и определить закономерности гоголевской стилистики, нашедшие дальнейшее применение и развитие в строе художественной прозы Гоголя периода “Арабесок” и “Миргорода”.

Глава: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
Примечания