Степанов Н. Л.: Гоголь Н. В. (История русской литературы в 10 томах. - 1955 г.)
Глава 13

Глава: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14

Глава 13

Гоголь — один из величайших художников слова. В языке Гоголя отразилось все многогранное богатство русской речи.

В то же время в начале своего творческого пути Гоголь включал в языковый состав русской речи и украинизмы, создав на этой основе яркий и благоуханный язык «Вечеров на хуторе», передававший полноту жизни украинской деревни. В дальнейшем Гоголь еще более расширяет границы литературного языка.

Язык «Ревизора», «петербургских повестей» и «Мертвых душ» охватывал уже все разнообразие как общенационального русского языка, его богатейшего словарного фонда, так и различных лексических пластов диалектного и жаргонного характера, необходимых писателю для изображения социальных и профессиональных особенностей характеров его персонажей.

Гоголь необычайно высоко ценил значение русского слова, необыкновенное богатство русского языка, богатейшего и выразительнейшего в мире. «Сердцеведением и мудрым познаньем жизни отзовется слово британца, — писал он в «Мертвых душах», — легким щеголем блеснет и разлетится недолговечное слово француза; затейливо придумает свое, не всякому доступное умно-худощавое слово немец; но нет слова, которое было бы так замашисто, бойко, так вырвалось бы из-под самого сердца, так бы кипело и животрепетало, как метко сказанное русское слово» (VI, 109).

«Полнейшим и богатейшим» из всех европейских языков, — называет Гоголь русский язык (VIII, 237). В русском языке Гоголь видит все возможности для писателя: «В нем все тоны и оттенки, все переходы звуков от самых твердых до самых нежных и мягких; он беспределен и может, живой как жизнь, обогащаться ежеминутно, почерпая с одной стороны высокие слова из языка церковно-библейского, а с другой стороны выбирая на выбор меткие названья из бесчисленных своих наречий, рассыпанных по нашим провинциям, имея возможность таким образом в одной и той же речи восходить до высоты, недоступной никакому другому языку, и опускаться до простоты, ощутительной осязанью непонятливейшего человека, — язык, который сам по себе уже поэт» (VIII, 408—409).

Гоголь писал тем общенародным языком, тем «животрепещущим словом, которое пронимает насквозь природу русского человека, задирая за всё ее живое» (VIII, 369). Многогранное богатство и красочность гоголевского языка сказались в том широчайшем стилистическом диапазоне, который позволил писателю создать чудесные лирические пейзажи и в то же время необыкновенно полно показать каждое действующее лицо со всеми присущими ему особенностями.

Глубокое понимание Гоголем многообразных свойств русского языка и проникновенное знание всех оттенков русской народной речи нашли свое гениальное выражение в творчестве писателя. «Гоголь широко использовал неистощимый родник народной разговорной речи как источник литературно-художественного творчества, — писал академик В. Виноградов. — Он остро сочетал в строе повествования самые разнообразные стилистические элементы русского языка».67

Гоголь стремился к наиболее полной и точной характеристике речи персонажей своих произведений, передавая даже мельчайшие особенности их языка. Самый характер человека, его социальное положение, профессия — все это с необычайной отчетливостью и точностью передается Гоголем при помощи его богатой словесной палитры. По словам академика В. Виноградова, Гоголь «глубоко и всесторонне изучает живую народную русскую речь во всех ее социальных проявлениях. Он ищет в словах, оборотах, выражениях разговорной речи отпечатки вкусов и характерных признаков профессии, социального положения».68

Вслед за Пушкиным Гоголь широко раздвинул границы книжной речи, ранее ограниченной искусственными рамками сословно-дворянской среды. В его языке сказалось все многокрасочное богатство словаря, фразеологии, семантики общенародного русского разговорного языка. Эта демократизация речи особенно отчетливо чувствовалась современниками. Такой выдающийся деятель передовой русской культуры, как В. В. Стасов, вспоминая о впечатлении, которое оказывали произведения Гоголя на новое поколение демократически настроенной молодежи, писал: «Тогдашний восторг от Гоголя — ни с чем не сравним. Его повсюду читали точно запоем. Необыкновенность содержания, типов, небывалый, неслыханный по естественности язык, отроду еще неизвестный никому юмор — все это действовало просто опьяняющим образом. С Гоголя водворился на России совершенно новый язык; он нам безгранично нравился своей простотой, силой, меткостью, поразительною бойкостью и близостью к натуре».69 Новым, конечно, был не самый язык, а то богатство, та свобода, та живая выразительность, которые придал литературному языку Гоголь, обратившись ко всему богатству русского национального языка. Язык Гоголя, подобно языку Пушкина, сохранил все свое значение для нашего времени, являясь величайшей сокровищницей русской речи.

В языке своих произведений, необычайно насыщенном яркими красками и оттенками, Гоголь достигает глубоко реалистической верности в изображении действительности. Пользуясь сочетанием и контрастами различных речевых стилей, он переходит от взволнованной патетики лирических отступлений в «Мертвых душах» к сатирическому, разоблачительному стилю, в котором иронически передан светский «дамский» жаргон или дефектно-уродливая, насыщенная диалектизмами речь чиновничества. В зависимости от идейно-художественной направленности меняется и стилистическая тональность в обрисовке каждого образа, меняется и речевая характеристика персонажей.

Белинский исчерпывающе сформулировал основную особенность «слога» Гоголя, т. е. его языка и стиля: «Гоголь не пишет, а рисует; его изображения дышат живыми красками действительности. Видишь и слышишь их. Каждое слово, каждая фраза резко, определенно, рельефно выражает у него мысль, и тщетно бы хотели вы придумать другое слово, или другую фразу для выражений этой мысли» (VII, 329).

раскрывают его сущность, его характер. Белинский подчеркнул это различие речевой манеры каждого из гоголевских персонажей: «...автор „Мертвых душ“ нигде не говорит сам, он только заставляет говорить своих героев, сообразно с их характерами. Чувствительный Манилов у него выражается языком образованного в мещанском вкусе человека; а Ноздрев — языком исторического человека, героя ярмарок, трактиров, попоек, драк и картежных проделок» (VII, 334).

Замечательно также ироническое использование Гоголем «светского» жаргона, так называемого «дамского языка». Этот «дамский язык» является одной из разновидностей того жаргона верхушечных классов, оторвавшихся от народа, о котором говорит товарищ Сталин в своей работе «Относительно марксизма в языкознании». Сохраняя тот же грамматический строй и основной словарный фонд, что и общенациональный язык, этот «светский жаргон», которым пользуются дамы провинциального города у Гоголя, имеет узкую сферу обращения среди верхушки провинциального общества и представляет собой, пользуясь определением, данным товарищем Сталиным, «набор некоторых специфических слов, отражающих специфические вкусы аристократии или верхних слоёв буржуазии; некоторое количество выражений и оборотов речи, отличающихся изысканностью, галантностью и свободных от „грубых“ выражений и оборотов национального языка; наконец, некоторое количество иностранных слов».70

«дамского» жаргона, отличающегося необыкновенным «приличием в словах», жеманством и фальшивой наигранностью: «...дамы города N отличались, подобно многим дамам петербургским, необыкновенною осторожностью и приличием в словах и выражениях. Никогда не говорили они: „я высморкалась, я вспотела, я плюнула“, а говорили: „я облегчила себе нос, я обошлась посредством платка“. Ни в каком случае нельзя было сказать: „этот стакан или эта тарелка воняет“. И даже нельзя было сказать ничего такого, что бы подало намек на это, а говорили вместо того: „этот стакан нехорошо ведет себя“, или что-нибудь вроде этого. Чтоб еще более облагородить русский язык, половина почти слов была выброшена вовсе из разговора, и потому весьма часто было нужно прибегать к французскому языку, зато уж там, по-французски, другое дело: там позволялись такие слова, которые были гораздо пожестче упомянутых» (VI, 158—159). В своей замечательной характеристике Гоголь иронически подчеркивает условный, жеманно-лицемерный характер всей этой фразеологии, засоренность ее иностранными словами и сознательное противопоставление ее русской народной речи.

Примером такой насквозь фальшивой речи является разговор между «дамой приятной во всех отношениях» и «просто приятной дамой». В этом разговоре за внешней чрезвычайной любезностью и «приятностью» все время отчетливо чувствуется лицемерие, зависть, тщеславие, мелочная пошлость интересов. Благодаря этому самые любезные фразы приобретают иное значение, становятся лицемерным прикрытием лжи и недоверия.

Уже самая экспансивность, с которой беседуют дамы о самых ничтожных вещах, придавая им непомерное значение, производит комическое впечатление, вскрывает всю мелочность их интересов. Речь дам испещрена множеством французских словечек и оборотов, подчеркивающих условность и искусственность этого салонного жаргона, рассчитанного на узкий «светский» круг. «Не мешает заметить, — иронизирует по этому поводу Гоголь, — что в разговор обеих дам вмешивалось очень много иностранных слов и целиком иногда длинные французские фразы. Но как ни исполнен автор благоговения к тем спасительным пользам, которые приносит французский язык России, как ни исполнен благоговения к похвальному обычаю нашего высшего общества, изъясняющегося на нем во все часы дня, конечно, из глубокого чувства любви к отчизне, при всем том никак не решается внести фразу какого бы ни было чуждого языка в сию русскую свою поэму. Итак, станем продолжать по-русски» (VI, 182—183). Это ироническое замечание Гоголя подчеркивает космополитический характер жаргона высшего общества, оторванность его от национального языка.

Яркая, образная, богатейшая речь Гоголя с необыкновенной полнотой и наглядностью передает самые разнообразные оттенки характера, манеру разговора каждого его героя. Гоголь великолепно чувствовал все неисчерпаемое богатство русского языка, в котором с такой полнотой выразился русский национальный характер. С восторгом писал Гоголь о метком русском слове, вышедшем «из глубины Руси, где... у тебя нос или губы — одной чертой обрисован ты с ног до головы!» (VI, 109). Этим чудесным умением обрисовать одной чертой с ног до головы человека, создать типический и вместе с тем жизненно яркий образ сам Гоголь владел в полной мере. Словесная выразительность и богатство красок гоголевского стиля являются и до сих пор великолепным и немеркнущим образцом великого и могучего русского языка.

«слова поэта суть уже его дела»), Гоголь писал: «Пушкин прав. Поэт на поприще слова должен быть так же безукоризнен, как и всякой другой на своем поприще... Потомству нет дела до того, кто был виной, что писатель сказал глупость или нелепость, или же выразился вообще необдуманно и незрело» (VIII, 229—230).

Эта высокая требовательность Гоголя к миссии писателя, понимание своей роли как гражданина, общественного трибуна и деятеля всецело определяла и его взыскательность к собственному творчеству. Гоголь тщательно и настойчиво работал над своими произведениями, над каждой строкой, каждым словом, стремясь к максимальной выразительности и точности в выражении каждой своей мысли. Он помногу раз переписывал и отделывал свои произведения. Не говоря уже о многократной переделке и переписке такого большого произведения, как «Мертвые души», достаточно напомнить, что «Ревизор», написанный писателем первоначально удивительно быстро, за несколько месяцев, шесть раз подвергался дальнейшей отделке и доработке.

Один из знакомых писателя приводит в своих воспоминаниях рассказ о том, как сам Гоголь смотрел на процесс своей работы: «Сначала нужно набросать все все, и забыть об этой тетради. Потом через месяц, через два, иногда более (это скажется само собою) достать написанное и перечитать: вы увидите, что многое не так, много лишнего, а кое-чего и недостает. Сделайте поправки и заметки на полях — и снова забросьте тетрадь... Придет час — вспомнится заброшенная тетрадь: возьмите, перечитайте, поправьте тем же способом, и когда снова она будет измарана, перепишите ее собственноручно. Вы заметите при этом, что вместе с крепчанием слога, с отделкой, очисткой фраз — как бы крепчает и ваша рука; буквы ставятся тверже и решительнее. Так надо делать, по-моему, восемь раз».71

книжки писателя также свидетельствуют о том огромном труде, который затрачивался Гоголем в процессе создания его произведений. Гоголь тщательно записывает фактические сведения, народные пословицы, поговорки, слова. Так, на страницах его черновых записей мы находим и подробное описание крестьянской избы, и перечень собачьих пород и кличек, пригодившихся ему при описании Ноздрева в «Мертвых душах»: Стреляй, Обругай, Скосырь, Терзай, Азарной, Наян, Буран, Нахор, Черкай, Мазур и т. д. (VII, 322). Или описания блюд и кушаний, использованные также в «Мертвых душах»: «Моня или Няня — желудок, бараний или другой, начиняется кашей гречневой, мозгом и ножками» (VII, 327).

Эта работа над расширением своих сведений и словарного запаса велась Гоголем непрерывно на всем протяжении его жизни, начиная с 1826 года, когда, еще в Нежинской гимназии, он завел особую «Книгу всякой всячины», или «Подручную энциклопедию», куда заносил всевозможные материалы, записывал песни и отдельные слова и выражения.

В последние годы своей жизни Гоголь предполагал осуществить издание «Объяснительного словаря русского языка», предваряя известный труд В. Даля над его «Толковым словарем». Значительное количество материалов Гоголем уже было собрано, и сохранилась особая рукопись «Сборник слов простонародных, старинных и малоупотребительных», являвшаяся частью замысла писателя.

В сохранившемся в рукописи черновике «Объявления об издании русского словаря» Гоголь писал: «В продолжение многих лет занимаясь русским языком, поражаясь более и более меткостью и разумом слов его, я убеждался более и более в существенной необходимости такого объяснительного словаря, который бы выставил, так сказать, лицом русское слово в его прямом значении, осветил бы ощутительней его достоинство...».72 Пользуясь всеми оттенками и красками живой разговорной речи, всем неиссякаемым богатством основного словарного фонда русского языка, Гоголь продолжал работу основоположника русского литературного языка — Пушкина.

Примечания

67 В. Виноградов«Правда», 1952, 4 марта.

68 Там же.

69 «Русская старина», 1881, т. XXX, № 2, стр. 414, 415.

70 И. Сталин

71 Н. В. Берг«Гоголь в воспоминаниях современников», Гослитиздат, М., 1952, стр. 506.

72 Н. В. Гоголь о литературе. Гослитиздат, М., 1952, стр. 225.

Глава: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14