Экспрессия страха в повести Н. В. Гоголя «Шинель»
Тема страха проходит через многие произведения Н. В. Гоголя (комедии «Ревизор», «Женитьба, поэму «Мертвые души», повести «Страшная месть» «Вий» и др.). Во всех произведениях страх вплетен в композиционно-сюжетную линию, имеет специфическое проявление. Стилистически значимым он является и в повести «Шинель».
Движение сюжетной линии позволяет проследить характер и динамику этого аффективного состояния, его экспрессию. Страх являет собой особое звено тревожного ряда, которое включает несколько аффективных феноменов, закономерно сменяющих друг друга по мере возникновения и нарастания тревоги.
Наименьшая интенсивность тревоги — это ощущение внутренней напряженности. Описание такого состояния героя повести читатель прослеживает уже на первых страницах через отношение к герою сослуживцев департамента. Акакию Акакиевичу, мелкому «чиновнику для письма», в этом заведении «не оказывали... никакого уважения», «начальники поступали с ним как-то холодно / деспотически», «молодые чиновники подсмеивались и острили над ним», «сыпали ему на голову бумажки». Казалось бы, наш герой свыкся с таким обращением и даже, как замечает автор, «не делал ни одной ошибки в письме» при этом. Но не случайно перечисление всех не столь приятных обращений, они нагнетают внутреннюю напряженность состояния героя, для которого подобное отношение все же небезразлично: шутки сослуживцев иногда становились «слишком невыносимыми». Безмолвный Акакий Акакиевич вынужден был произносить: «Оставьте меня, зачем вы меня обижаете?», «и что-то странное заключалось в словах и в голосе, с каким они были произнесены».
если до отмеченного момента придирки чиновников не оказывают определенного влияния, то со временем они приобретают значимость, превращаясь в стимулы раздражения.
Дальнейший ход событий выявляет нарастание тревожных симптомов. Да и как им не быть, если на «жизненной дороге» «титулярных советников» встречается немало «разных бедствий». Одно из них, «сильный враг всех получающих четыреста рублей в год жалования или около того», — северный мороз и ветер, которые заставили Акакия Акакиевича внимательнее присмотреться к своему расползающемуся капоту, служившему также предметом насмешек чиновникам.
Вся процедура несостоявшегося ремонта, а потом и пошивки новой шинели, сопровождается сценами тревожных ощущений, которые испытывает герой произведения и которые начинает испытывать читатель, предвидя трагическую развязку. Вспомним сцены у портного Петровича, которые под мастерским пером Н. В. Гоголя превращаются в малословную психологическую дуэль персонажей. Первое ощущение Акакия Акакиевича от неизбежной встречи с Петровичем — " было неприятно«, что пришел как раз тогда, «когда Петрович сердился». Это не предвещало ничего хорошего, и «Акакий Акакиевич хотел было уже, как говорится, на попятный двор», но нужно было начинать разговор, и заказчик «невольно» выговорил: «Здравствуй Петрович!».
Дуэль началась. Психологическая напряженность описываемой ситуации тонко передается средствами языковой обрисовки действий персонажей, их речи.
Неосознаваемая до сих пор тревога начинает находить свой объект. В душе Акакия Акакиевича зарождается страх. Вначале это страх оттого, что Петрович откажется чинить шинель, а Акакий Акакиевич надеялся, что починкой его гардероба все и обойдется. В текст повествования вводятся конкретные индикаторы страха. Обращает на себя внимание путаная речь героя, пытающегося сохранить прежнюю шинель («А я вот того, Петрович... шинель-то, сукно... вот видишь...»); сердцебиение (на категоричный отказ портного у Акакия Акакиевича «екнуло сердце»); рассеянность внимания (при слове «новую» у Акакия Акакиевича «„затуманило в глазах, и все, что ни было в комнате, так и пошло перед ним путаться). Психологическая дуэль накалялась: если Акакий Акакиевич находился „будто во сне“, то Петрович отвечал ему „решительно“, „с варварским спокойствием“. Страх находит другой объект, теперь уже стоимость пошивки новой шинель. Сумма, которую называет Петрович (а „он любил вдруг как-нибудь озадачить совершенно и потом поглядеть искоса, какую озадаченный сделает рожу после таких слов“), заставляет бедного Башмачкина даже вскрикнуть „может, быть, в первый раз от роду, ибо отличался всегда тихостью голоса“. Добавляются другие показатели психической реактивности: от Петровича Акакий Акакиевич „вышел совершенно уничтоженный“, „вышел на улицу.. был как во сне“; „пошел совершенно в противоположную сторону, сам того не подозревая. Дорогою задел его всем нечистым своим током трубочист и вычернил все плечо ему; целая шапка извести высыпалась на него с верхушки строившегося дома. Он ничего этого не заметил...“. Наблюдается одновременность и последовательность нескольких проявлений страха: путаная речь, кратковременное замедленное поведение, сердцебиение, съеживание, удаление от раздражителя.
вечера, дороги гармонирует с внутренним состоянием персонажа: на улице было сначала светло, и Акакий Акакиевич „шел в веселом расположении духа, даже подбежал было... за какой-то дамою“, но потом „потянулись... пустынные улицы, которые даже и днем не так веселы, а тем более вечером“, улицы делались все глуше и уединеннее, реже появлялись фонари, чернели лачужки, впереди перед Башмачкиным — “ бесконечная» площадь, которая «глядела страшною пустынею». Напряженность внутреннего состояния героя растет: «Веселость Акакия Акакиевича как-то здесь значительно уменьшилась.
Он вступил на площадь не без какой-то невольной боязни, точно как будто сердце предчувствовало что-то недоброе». Тревога, стимулируемая темнотой, пустынностью, сменяется страхом. В ощущении неотвратимости надвигающейся катастрофы «у него затуманилось в глазах и забилось в груди... Акакий Акакиевич хотел было закричать „караул“ — в это время „какие-то люди с усами“ сняли с него шинель; когда опомнился, никого уже не было.
Страх в зависимости от интенсивности переживается Башмачкиным как предчувствие, неуверенность или полная незащищенность. В таком состоянии, например, мы видим его при встрече с генералом, к которому он обращается с надеждой, что „значительное лицо“ поможет найти шинель: „Акакий Акакиевич уже заблаговременно почувствовал надлежащую робость, несколько смутился“. Интенсивность страха варьирует от предчувствия чего-то неприятного до ужаса.
Страх при виде „значительного лица“ сильно влияет на течение всех психических процессов героя: снова скованная речь (»... и, как мог, сколько могла позволить ему свобода языка, изъяснил с прибавлением даже чаще, чес в другое время, частиц «того»...«); » вспотел ужасным образом«; старался «собрать всю небольшую горсть присутствия духа, какая только в нем была»; после того, как генерал «топнул ногою, возведя голос до такой сильной ноты, что даже и не Акакий Акакиевичу сделалось бы страшно», он и совсем «обмер, пошатнулся, затрясся всем телом и никак не мог стоять», «его вывели почти без движения», «как вышел на улицу, ничего этого не помнил», «шел по вьюге, свистевшей в улицах, разинув рот, сбиваясь с тротуаров». Каждая художественная деталь во всех сценах повести оказывается психологически значимой, позволяет наблюдать изменение психического состояния героя. Как видим, страх в различных его проявлениях пронизывает всю повесть. Сцены экспрессии страха имеют отношение и к другим персонажам повести. Страх заставляет, например, чиновников, которые носят «всякие шинели: на кошках, на бобрах, на вате, енотовые, лисьи, медвежьи шубы...», и после смерти главного героя испытывать тревожно-боязливое возбуждение.
Указание на особую интенсивность эмоции, которую переживают чиновники при виде мертвеца, передается Н. В. Гоголем интенсивами весь, всякий, такой, даже: «... это внушило ему, однако же, такой страх, что он бросился бежать со всех ног», «будочники получили такой страх к мертвецам», «почувствовал такой страх, что не без причины даже стал опасаться насчет какого-нибудь болезненного припадка» и под.
Каждый частный прием в обрисовке эмоционального состояния страха — еще одна грань гоголевского писательского таланта, его видения души человека, внутренних изменений эмоций. Н. В. Гоголь сам неоднократно указывал на свой дар психолога: «Из всего того, что мною написано, несмотря на все несовершенство написанного, можно, однако же, увидеть, что автор знает, что такое люди, и умеет слышать, что такое душа человека».
Все отмеченные особенности экспрессивного проявления эмоции страха в повести свидетельствуют о реалистичности представления этого тревожного состояния в художественном тесте и о мастерстве владения писателем приемами создания психологического образа.
Литература
— М., 1978.
— Т. 13. — М., 195.