Мезенцев П. А.: История русской литературы XIX века
Раздел второй. Глава пятая. Революционный романтизм

Глава пятая.

Революционный романтизм

В то время, когда Жуковский и Козлов искали выхода из противоречий действительности в примиряющем с жизнью христианском идеале, а Батюшков и Гнедич бежали от гнетущей современности в идеализированный мир античности, в русской литературе развилось и окрепло новое направление романтизма, направление боевое, бодрое, революционное. Источником вдохновения для этого направления явились идеалы и стремления лучших людей России, воспитанных великими историческими победами русского народа в 1812-1814 годах. Выдающимися представителями революционного романтизма являются Владимир Раевский, Кондратий Рылеев, Вильгельм Кюхельбекер, Александр Бестужев.

Подобно своим предшественникам, поэтам-просветителям "Вольного общества любителей словесности, наук и художеств", революционные романтики-декабристы искали сплава высокой, пламенной, парящей речи Ломоносова - Державина - Радищева с точным, простым, выразительным словом живой речи. Как и просветители "Вольного общества", декабристы преследовали насмешками "слезливые полурусские иеремиады", наводнившие русскую литературу в начале XIX века. В статье "Взгляд на старую и новую словесность в России" А. Бестужев отметил творчество двух поэтов-просветителей "Вольного общества": Востокова и Пнина. О Востокове как поэте сказано, что он показал гибкость русского стиха во всех поэтических размерах, и главное: "Унылая поэзия его дышит философиею и глубоким чувством". О Пнине: он "с дарованием соединял высокие чувства поэта. Слог его особенно чист"1. По смыслу этих оценок выходит, что после Державина для декабристской поэтической практики наиболее близки поэты "Вольного общества".

Продолжение и развитие гражданских традиций, традиций высокой социальной и философской мысли, а также соответствующего поэтического языка и поэтических жанров было одним из условий возникновения оригинального, нового и новаторского по своему существу направления революционного романтизма декабристов, со своей тематикой, положительным образом, социальным и эстетическим идеалом, со своей эстетической программой.

Литература и действительность в эстетических представлениях декабристов

Революционный романтизм декабристов возник из разлада с действительностью, из сознания непримиримого противоречия между реальными условиями жизни современного общества и наиболее сильными и неодолимыми стремлениями людей возвышенного ума и благородного сердца. Но в отличие от романтизма Жуковского - Батюшкова - Гнедича - Козлова декабристский романтизм чужд всяким соблазнам бегства от современной оскорбительной "обыкновенщины". Пафос декабристской романтики - в суде над действительностью, в критике ее, в желании изменить ее. Декабрист присматривается к тому, что происходит вокруг, он полон интереса именно к сегодняшнему дню, его задача - уловить такие стороны окружающего, гнев против которых обладал бы наибольшей силой воздействия на общество. Главное в революционном романтизме состояло не в том, чтобы изобразить отрицаемую действительность, но в том, чтобы выразить к ней непримиримое отношение передового сознания эпохи, чтобы возбудить в передовом обществе ненависть к сложившимся условиям общественно-политической жизни и желание изменить их. Революционный романтик полон возмущения против деспотизма, рабства, угнетения, но он карает зло жизни не тем, что показывает страшное обличье зла в правдивой картине, а непосредственным выражением своего возмущения и негодования. Он не изображает, как это свойственно реалисту, а называет факты, лица, события, давая им свою эмоциональную оценку и стремясь заразить читателя своим разгневанным чувством.

Главная задача литературы

Ожидание близкой победоносной революции исключало идею длительного изучения, исследования действительности и, напротив того, требовало от литературы напряженных усилий, направленных на создание в обществе соответствующей революционным потрясениям эмоциональной атмосферы. На первый план выдвигалась агитационная роль литературы, поэтического слова. Задача состояла не в том, чтобы всемерно углубить познание действительности образными средствами литературы и искусства. Нужно было создать в молодом поколении тот страстный порыв чувств, тот накал эмоций, без которых невозможно большое историческое дело. Революционный романтизм декабристов есть по преимуществу поэзия "благородных чувств". Но когда Рылеев говорил о "благородных чувствах" как предмете особых забот истинного поэта, он вкладывал в это выражение совсем не то содержание, которое могли в него вложить элегические романтики. Те заботились о благородстве чувств в сфере интимной жизни человека, стремились поднять своего читателя-дворянина из болота низменных животных страстей, сделать его человеком в любви, в дружбе, в отношениях с близкими, с женщиной. Декабристы ставили задачу воспитать благородные чувства человека-гражданина, человека как общественного деятеля, сознающего свою ответственность за родину, за свой народ, за будущее грядущих поколений. Среди "благородных чувств" самыми важными поэтому считались чувства "высокие" - "любовь к отечеству", "усердие к общественному благу", борьба за свободу против тирании и деспотизма. Декабрист говорит поэту:

Оставь другим певцам любовь!
Любовь ли петь, где брызжет кровь,
Где племя чуждое с улыбкой
Терзает нас кровавой пыткой,
Где слово, мысль, невольный взор
Влекут, как ясный заговор,
Как преступление, на плаху,
И где народ, подвластный страху,
Не смеет шопотом роптать...2

Декабристская поэзия подхватила гражданское направление, которое развивали в своих произведениях просветители "Вольного общества" в начале века. Только у декабристов ярче и конкретнее мысль о социальной миссии литературы: она должна поднять на борьбу за свободу, за свержение цепей, которыми окован народ, за уничтожение самовластья как источника всех общественных бед и зол. Просветители "Вольного общества" положили почин поэтического прославления тираноборца. Поэзия декабристов запела гимны Бруту-тираноборцу и Риего, предводителю вооруженного восстания против королевской власти. И она запела эти гимны, надеясь, что найдутся русские последователи и Брута и Риего.

Революционный романтизм декабристов не мог мириться с романтикой бегства от действительности, проникнутой часто безнадежным унынием и безысходными элегическими мотивами. В. Кюхельбекер в своей знаменитой статье "О направлении нашей поэзии, особенно лирической, в последнее десятилетие" решительно отверг элегическое направление в поэзии, утвержденное Жуковским и Батюшковым. "Чувств у нас уже давно нет: чувство уныния поглотило все прочие. Все мы взапуски тоскуем о своей погибшей молодости; до бесконечности жуем и пережевываем эту тоску и наперерыв щеголяем своим малодушием в периодических изданиях"3. Кюхельбекер не хочет даже признавать за этим направлением права называться романтическим.

Пушкин спорил с декабристами. Он недоволен был суровым приговором Жуковскому, который произнес Александр Бестужев. Он писал Рылееву: "Что ни говори, Жуковский имел решительное влияние на дух нашей словесности"4 и не согласился с поэтом.

Революционный романтизм декабристов взывал к отваге, душевной ясности и твердости. Как же мог он мириться с настроениями обреченности, непрестанной элегии, душевной расслабленности, апеллирующей к потусторонним силам? Вместо Аполлона декабристы ставили во главе муз Революцию, и поэзия, как одна из муз, должна была настраиваться на тон, задаваемый приближающимся грозным, и как сказал Рылеев, "роковым временам".

Идеал поэта

Декабристская эстетика выработала свое собственное представление о поэте. Вместо идеала поэта, которому поклонялись раньше, поклонялись и в их время (вроде Горация или Анакреона), декабристы выдвинули свой идеал. Это - Тиртей. Таким поэтом был для декабристов Байрон (В. Кюхельбекер, "Смерть Байрона"). Рядом с Байроном и Тиртеем стоял Пушкин-изгнанник, певец свободы. Гражданский Тиртей как идеал поэта воспринят революционно-демократической эстетикой России, прежде всего Белинским. Социальная, гражданская, революционная суть поэта ценилась декабристами превыше всего, и неспроста Рылеев заявлял: "Я не поэт, а гражданин". Эта формула, в несколько измененном виде, вошла в сознание революционеров-демократов ("Поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан"). Кроме поэта - гражданского Тиртея,- декабристы ярко выразили мысль о поэте-пророке. Две главные черты составляют суть его: судьба гонимого, преследуемого "светом", обществом и дар прорицания иных времен, торжества разума, правды, свободы на всей земле. Владимир Раевский ставил поэта-пророка в ряд с такими мучениками мысли, обгонявшей века, как Галилей и Сократ. ("Смеюсь и плачу"). "В нищете таланты погибают,- говорит он. - Безумцы ум гнетут". Ему вторит Кюхельбекер: "Пророков гонит черная судьба", умирают с голоду Камоэнс и Костров, другие томятся в изгнанье ("Участь поэтов"). Но тяжкая жизнь, гоненья и несправедливости не в силах сломить истинного поэта, и он возвышается в веках как провидец будущего, как смелый обличитель настоящего. Его устами говорит высшая истина, высший разум, сам бог или сама история.

Многочисленные вариации на тему поэт-пророк, вариации, с необычайной силой таланта разработанные самыми выдающимися нашими поэтами - от Пушкина и Лермонтова до Маяковского, берут начало в этих представлениях декабристов.

Революционный романтик творит, гневается, воплощает свои думы и чувства в яркое, агитационное слово не ради отвлеченных идей, не затем, чтобы вообще заступиться за "сирых вдов и сирот" и поруганную абстрактную справедливость. Он преследует ясные социальные цели. У него есть прямой враг, против которого он на своем особом языке поднимает общественный гнев. Этот враг - самодержавие. Жалобы на действительность, глубоко проникающие творчество пассивно-элегического романтизма, никогда не отличались конкретной социальной мотивированностью. Идеалы и эмоции просветителей "Вольного общества" переплетались с политическими иллюзиями. Революционный романтизм декабристов конкретен, точен, трезв в своих социальных симпатиях и антипатиях. В "Элегии" Владимир Раевский нарисовал образ самовластного владыки страны как воплощение принципа антинародности, угнетения, несправедливости, рабства. И поэт предсказывает "страшную грозу", которая повергнет в бездну "железной злобы трон". В послании "К друзьям" Раевский называет самодержавие "зверской властью", которая боится закона, отвергает честь и разум.

Кюхельбекер воспевал "вооруженную свободу, борьбу народов и царей" ("Прощание"), клеймил ненавистным словом гнусных "ласкателей самовластья" в России ("А. П. Ермолову") и толпу тиранов, "гнетущих вековым жезлом немые Запада народы" ("К Вяземскому"). В песне-гимне декабристов, написанной Павлом Катениным, сказано:

Отечество наше страдает
Под игом твоим, о злодей!

То свергнем мы трон и царей5

Революционный романтизм выразил самое важное, самое глубокое, самое больное для страны противоречие между вековыми стремлениями народа к свободе и гнетом самодержавия. Декабристы открыли путь для политической поэзии в истории русской литературы. Самодержавие они никогда не отделяли от крепостничества.

Рубцы от помещичьих плетей как будто прошли по сердцу декабристов. "Соучастье" в народных бедах, бесправии, унижении было до крайности непосредственным, острым. В стихотворении "Тень Рылеева" Кюхельбекер вкладывает в уста поэта-вождя прекрасные слова:


Свободу русскому народу
Могучим гласом я воспел,
Воспел и умер за свободу! 

Выражая социально-исторические тенденции, наиболее отвечающие интересам народа, революционные романтики далеки от мысли писать о народе и для народа. Своим идейным пафосом они вызывали симпатии к народу и благодаря этому приготовляли почву для поворота русской литературы лицом к мужику. Но их собственное творчество ни в какой мере не ставило задачи введения в литературу правдивого образа русского крестьянства.

перевод французского la nation. Принцип народности в этом смысле заострен против подражательности, против идеологии низкопоклонства перед иностранщиной, характерной черты русского барства. Декабристы призывали любить свою родную землю и быть разумно гордыми своим народом, своей культурой. Они говорили: русские отняли у французов лавры Марса; они смогут оспаривать у них и лавры Аполлона! Пора перестать вздыхать по-стерновски, рассыпаться в любезностях по-французски, залетать в туманные дали по-немецки! У русского народа есть героическая история, есть свой дух и нравы, есть своя поэзия.

Стиль революционного романтизма

Декабристская идея самобытности сыграла важную роль в истории литературы. Благодаря их попытке овладеть формами народной поэзии и народного поэтического языка образцы агитационной поэзии, данные Рылеевым и Александром Бестужевым, оставили неизгладимый след в русской поэзии.

Провозгласив "поэзию народную" (выражение Кюхельбекера) в качестве важнейшей задачи творчества всех талантливых русских писателей-патриотов, сами революционные романтики не могли ее создать. Ни их идеология, ни цели творчества не отвечали такой задаче. Они могли облегчить решение великой задачи - создания национальной русской литературы, занимающей почетное место в ряду самых развитых и влиятельных литератур мира. Однако собственное творчество они подчинили всецело целям политической борьбы. Они творили, чтобы воспитать героев для грядущих битв "за угнетенную свободу человека". Они говорили с просвещенным дворянским обществом, писали для него, выбирали жанры, выразительные средства, приемы, понятные этому обществу, способные взволновать и наэлектризовать его. В соответствии с этим декабристы щедро черпали образы, картины, речения, сравнения и уподобления из библейской истории, мифологии и античной культуры. Продолжая традиции поэтов "Вольного общества" и Радищева, декабристы вводят в свои произведения хорошо известные читателю имена Катона, Брута, Катилины, Аристида, Фемистокла, Цицерона, Сократа, Пифагора, Сенеки, Лукреция - из античной истории Греции и Рима; имена Декарта, Канта, Колумба, Галилея, Лейбница, Ньютона, Шиллера, Байрона - из новой истории; имена библейские: Саваоф, Давид, Исайя, Егова и массу мифологических имен и названий. При этом все знаменитые, известные просвещенному обществу имена включаются в поэтическую строку не ради самих себя, а как намек на то, как должен поступать современник, что и как должен он отстаивать и во имя чего бороться. Декабрист пишет о Бруте, понимай, что речь идет о защите идеи республиканского строя при помощи цареубийственного кинжала. Декабрист пишет: Вадим, а читатель переводит это в современный план и понимает, что дело идет о возрождении древнерусских традиций народоправства. Декабрист, подобно просветителям "Вольного общества", пишет о неграх, о восставших против султана греках, о народах, свергающих иго поработителя-тирана, а надо понимать, что поэт взывает вообще к борьбе против всякого деспотизма за свободу и прежде всего против деспотизма русского царя за свободу русского народа.

Семантическая двуплановость поэтического слова сочетается у революционных романтиков с повышенным интересом к выразительной, а не к изобразительной стороне слова. Декабристская поэзия заставила сверкать слово оценочными, экспрессивными своими оттенками.


На поле славы боевое
Зовет нас долг - добро святое.
Спешите! 

(В. Раевский "К друзьям")

живой образ явления, а в том, чтобы взволновать его, заразить его социальными высокими эмоциями поэта-революционера.

Декабристы пустили в оборот обширный запас политической лексики, слово приобрело в их употреблении острый социальный смысл. "Объясняя" слова, Раевский вел политическую работу в ланкастерской школе. Слово "труд" неожиданно стало заместителем революции, восстания, вооруженного свержения деспотизма: Кюхельбекер, отзываясь на восстание греков против турецкого владычества, писал:

На страшный и священный труд
Помчались радостные греки! 

("Пророчество")

"ваш скорбный труд не пропадет". В лекции о русской литературе и русском языке, которую Кюхельбекер прочитал в Париже летом 1821 года, развита романтическая теория русского языка, согласно которой он с самого начала был языком свободы, ибо развился в условиях республиканского Новгорода, задолго до установления в России деспотических форм политического правления. "Русский московский язык,- утверждает Кюхельбекер,-... является языком новгородских республиканцев... И никогда этот язык не терял и не потеряет память о свободе, о верховой власти народа, говорящего на нем. Доныне слово "вольность" действует с особой силой на каждое подлинно русское сердце"6.

Декабристы-поэты, так же как и публицисты, журналисты и критики, немало сделали для того, чтобы выявить и заставить с новой силой прозвучать родные слова, хранящие в себе свободную душу народа: вольность, общественное благо, гражданин, ревность гражданина, гражданина сан, гражданское мужество, иго самовластья, самовластительный, тиран, древние права граждан, правда и закон, сыны свободы, друг человечества, пророк свободы, враг царей, святая цель, добро святое, священное знамя, венец страдальчества и славы, солнце обновления, борьба народов и царей, вооруженная свобода, бурный мятеж, вече, царь - народ!

Усвоив то, что было уже сделано их предшественниками - от Державина и Радищева, до Попугаева, Пнина и Востокова, декабристы вместе с Пушкиным создали лексику русской политической лирики.

Выражая высокий строй дум и чувств, революционный романтик строит свое лирическое произведение на основе ораторских, декламационно-выразительных синтаксических фигур, задавая вопросы, отвечая на них, ломая строку, чтобы выразить в интонационно-синтаксическом контрасте глубину противоречий между сущим и желаемым, между тем, что отвергается, и тем, что манит и воодушевляет. "Я ль буду в роковое время позорить гражданина сан...? Нет, не способен я..." (Рылеев); "Зовет вас долг-добро святое. Спешите!" (Раевский); "Иди к народу, мой пророк!" (Ф. Глинка); "Свобода! Ты царствуй над нами!" (Катенин); "О сонм глупцов бездушных и счастливых! Вам нестерпим кровавый блеск венца" (Кюхельбекер); "Терпите,- думают,- лишь было б нам легко: далеко от царя, до бога высоко!" (А. Бестужев). Поэт-декабрист, когда пишет, чувствует себя будто на трибуне или во всяком случае среди единомышленников, ожидающих от поэта призывного слова.

Идейная направленность творчества революционных романтиков оказалась в противоречии с выработанными Жуковским и Батюшковым поэтическими жанрами. Романтизм Жуковского из лирических жанров наибольшее внимание уделял элегии. Этот жанр созвучен жалобам на жизнь, из роковых противоречий которой не видно реального выхода. Революционные романтики отвергли в основном этот характерный для романтизма жанр. Они вернулись к практике поэтов "Вольного общества" и стали культивировать боевые, горящие гражданским пафосом, оды. Это не возврат к оде XVIII века, парившей вокруг престола. Они развивали традиции той оды, которую создавали Пнин, Борн, Попугаев, Востоков. Кстати, Кюхельбекер очень хорошо знал не только Востокова, но и Борна: его парижская речь о русском языке и литературе построена в некоторых своих частях на критическом использовании плодотворного опыта Борна в его "Кратком руководстве к российской словесности".

социального неравенства; о первопричинах бытия, о бессмертии великих идей, о конечном торжестве свободы составляют идейное содержание элегий "первого декабриста". Они поэтому насыщены философской терминологией и отличаются мужественным тоном, ораторски-декламационным строем фразы.

Жанр дружеского послания также изменился, наполнившись вопросами большого политического значения. Не отступник "света", сельский мудрец, живущий в союзе с поэзией, любовью, вином и друзьями и таким образом отстаивающий свою личную независимость, а политический борец, гневный, мужественный, гордый перед своими врагами, вырисовывается в дружеских посланиях Раевского ("К друзьям"), Кюхельбекера ("Поэты", "К друзьям, на Рейне", "К Вяземскому"), Рылеева ("Бестужеву"). Слияние интимного с общественно-значимым, характерное для этих посланий, впервые было достигнуто в знаменитом послании Батюшкова "К Дашкову". Но Батюшкову не удалось утвердиться в этом поэтическом жанре. Его разработали декабристы. Пушкин придал этому жанру классическую форму.

Революционный романтизм выдвинул и совершенно неизвестный до того поэтический жанр - думу гражданского содержания. Рылеев ввел думу, и этот жанр некоторое время бытовал в практике поэтов первой половины века. Но прочной позиции "думы" не завоевали, оставшись любопытным явлением в истории русской поэзии.

Лирический по своему отношению к действительности, революционный романтизм пытался создать также и свою прозу и свою драматургию. Повесть А. Бестужева имела успех и была значительным фактом литературной жизни накануне декабристского восстания. Такие произведения А. Бестужева, как "Роман и Ольга", "Ревельский турнир", противостоят сентиментальной прозе своей антидворянской направленностью и идеализацией новгородского республиканизма. Но истинной жизни и в них очень мало, а язык изобилует цветистой фразеологией.

Не добились важных успехов декабристы и в драматических жанрах. Опыты Кюхельбекера в жанре трагедии ("Аргивяне", 1822, 1822-1824) стоят в художественном отношении не выше, чем прозаические начинания Рылеева. Главный вклад революционного романтизма в развитие русской литературы - это лирика, поэма. Лирическое творчество выражало суть отношений декабристов к действительности. Их метод сформирован на основе политического романтизма. Поэтому пафос негодования и протеста оттеснял на задний план глубокое исследование законов и реальных социально-исторических сил общества. Всеоружие знания - не их оружие. Их оружие - молодой энтузиазм и жажда самопожертвования. В декабристах со всей красотой отразилась юность русского освободительного движения. В созданном ими художественном методе также на первом плане стоит не художественное исследование жизни, а отрицание существующего во имя высших целей. Они высказали истину о своем времени, но это истина чувства, возмущенного неразумной действительностью. Глубокий анализ ее - дело реализма. Своей поэтической практикой, своим влиянием на умы и сердца, своей эстетикой революционный романтизм не меньше влиял на подготовку русского реализма, чем талантливое творчество Жуковского, Батюшкова. Но декабристы не могли уяснить себе правомерности и освободительного духа реалистического метода в литературе. И Рылеев с Бестужевым, и Кюхельбекер оказались единодушными противниками тех реалистических изображений действительности, к которым перешел Пушкин в первой же главе "Евгения Онегина". Они считали, что романтические поэмы Пушкина "Кавказский пленник" и "Бахчисарайский фонтан" неизмеримо выше его романа. Бестужеву не понравилось в Онегине как раз то, в чем его величайшее значение - что он тип, один из тысяч. Поэтическое для революционных романтиков - это необычное, резкие черты, особенное и исключительное, все, что гораздо выше "тысяч", противостоит "свету" и привычным отношениям между людьми.

Примечания

1 ("Полярная звезда", изданная А. Бестужевым и К. Рылеевым", М. - Л., Изд-во АН СССР, 1960, стр. 18.)

2 (В. Раевский. К друзьям в сб.: "Декабристы". М. - Л., Гослитиздат, 1951, стр. 60.)

3 ("Мнемозина, собрание сочинений в стихах и прозе, издаваемая кн. В. Одоевским и В. Кюхельбекером", ч. П. М., 1824, сто. 36-37.)

4

5 (В сб.: "Декабристы", Гослитиздат, М. - Л., 1951, стр. 88.)

6 ("Литературное наследство", т. 59. М. Изд-во АН СССР, 1954, стр. 374, 375.)

Раздел сайта: