Гиппиус В. В.: Творческий путь Гоголя
Первый период жизни (1809—1836)

Творческий путь Гоголя

Вместе с Пушкиным Гоголь явился основоположником критического реализма в русской литературе. Имя Гоголя было знаменем революционной России — России Белинского, Герцена и Чернышевского. Белинский назвал Гоголя «одним из великих вождей» страны «на пути сознания, развития, прогресса». 1 Чернышевский считал Гоголя «отцом русской прозы», главою школы, давшей русской литературе «решительное стремление к содержанию, и притом стремление в столь плодотворном направлении, как критическое». 2 В глухие годы крепостнического николаевского режима Гоголь со страшной силой обличал помещиков, царских чиновников и приобретателей.

«Еще один поход на демократию» отметил те идеи «Белинского и Гоголя, которые делали этих писателей дорогими Некрасову — как и всякому порядочному человеку на Руси». 3 Объединяя идеи Белинского и Гоголя, В. И. Ленин тем самым подчеркивал демократический характер гоголевского творчества, революционно-освободительное значение гоголевского реализма.

Мировоззрение Гоголя складывалось в годы наступившей после восстания декабристов политической реакции. Гоголь не был революционером, он не сделался и политическим реформатором с определенной положительной программой. Но Гоголь сумел возвыситься над ограниченностью дворянской среды, над эгоистическими интересами своего класса. Он возненавидел «мертвые души» дворянско-чиновничьей России и вырос в величайшего обличителя животно-грубого мира собственности и рабства. Как утверждал Чернышевский, «ни в ком из наших писателей не выражалось так живо и ясно сознание своего патриотического значения, как в Гоголе.

Он прямо себя считал человеком, призванным служить не искусству, а отечеству, он думал о себе:

«Я не поэт, я гражданин». 4

представлений, он не смог выработать четкой программы борьбы с общественным злом. Этим объясняется, что благородные мысли Гоголя о задачах гражданина, о его патриотическом служении обществу с ранних лет осложнялись и искажались у него религиозно-моралистическими идеями. Однако вплоть до «Выбранных мест из переписки с друзьями» определяющим для идейного развития Гоголя оставалось неизменно демократическое, общественно-критическое начало его творчества, достигшее своей вершины в реалистической сатире «Ревизора» и первого тома «Мертвых душ». По словам Добролюбова, Гоголь «в лучших своих созданиях очень близко подошел к народной точке зрения, но подошел бессознательно, просто художнической ощупью. Когда же ему растолковали, что теперь ему надо идти дальше и уже все вопросы жизни пересмотреть с той же народной точки зрения, оставивши всякую абстракцию и всякие предрассудки, с детства привитые к нему ложным образованием, тогда Гоголь сам испугался: народность представилась ему бездной, от которой надобно отбежать поскорее, и он отбежал от нее и предался отвлеченнейшему из занятий — идеальному самоусовершенствованию». 5 Только пережив громадный внутренний надлом, обусловленный ничтожностью тех общественных сил, которые могли противостоять николаевскому режиму, — Гоголь начал проповедовать реакционные идеи. Но это был крах великого художника, подлинная катастрофа, а совсем не исходная тенденция его гениальных созданий.

Первый период жизни (1809—1836)

Приход Гоголя в русскую литературу был воспринят наиболее проницательными из современников (Пушкин, затем Белинский) — как явление необычайное по значительности и своеобразию. На первых порах своеобразие это казалось неотделимым от нового национального материала, принесенного Гоголем в литературу. Гоголем была открыта для русской литературы Украина — с ее природой, бытом, историей, фольклором. Гоголь мог это сделать потому, что с украинской культурой был связан по рождению и воспитанию.

Гоголь родился 20 марта (1 апреля) 1809 г. в местечке Сорочинцы Миргородского уезда Полтавской губернии. В Сорочинцы мать Гоголя приехала для родов; детство же Гоголя прошло в родительском имении Васильевке — того же уезда. Предки Гоголя (насколько можно проследить — а это возможно не ранее XVII века) были духовного звания и носили фамилию Яновских; деда Гоголя мы находим уже на гражданской службе, затем — помещиком. Породнившись со знатными и богатыми семьями Лизогубов и Трощинских, Яновские решают утвердиться в дворянстве и для этого возводят свою генеалогию к полковнику Гоголю, называясь уже двойной фамилией Гоголей-Яновских.

— Полтавщина — была в первой четверти века средоточием украинского культурного движения.

Своеобразным культурным центром были Кибенцы — имение Д. П. Трощинского, сановника, богатейшего землевладельца и мецената, не малое значение для культуры края имели кибенецкая библиотека, кибенецкий домашний театр (где видная роль принадлежала Вас. Аф. Гоголю); с посвящением Трощинского вышло в 1819 г. собрание украинских песен Н. Цертелева. Другим культурным центром была Обуховка — имение Капнистов, в десятые и двадцатые годы здесь перебывало много видных деятелей декабристского движения. С Капнистами Гоголи-Яновские были связаны добрососедскими отношениями, а с Трощинскими — и родством; мальчиком и юношей Гоголь читал книги из библиотеки Трощинского и бывал в его домашнем театре. Но еще существеннее, что Вас. Аф. Гоголь был не только любителем литературы, но и выдающимся украинским писателем. Дошедшая до нас комедия его «Простак, або хитрощi жiнки, перехитреноi солдатом» доказывает, что из сюжета, взятого Котляревским в основу «Москаля-чаровника», Гоголю-отцу удалось создать комедию с гораздо более ярким юмором и более живыми характерами, чем в пьесе Котляревского. Другая комедия В. А. Гоголя — «Собака-вiвця» утрачена, а русские комедии его, насколько можно судить по сохранившимся отрывкам, малозначительны.

Нежинская «гимназия высших наук князя Безбородко», где Гоголь учился с 1821 по 1823 г., сыграла в его развитии меньшую роль, чем общее культурное окружение. Русская словесность преподавалась там П. И. Никольским в духе старозаветного классицизма; с литературной современностью, с запросами учащихся преподавание это никак не было связано. С большей теплотой отзывался Гоголь тогда и позже о профессоре юридических наук Н. Г. Белоусове. Это был тот самый Белоусов, вокруг которого вскоре (в 1828 г.) возникло так называемое дело о вольнодумстве.

Белоусов и несколько еще прогрессивно настроенных профессоров были обвинены в религиозном и политическом свободомыслии, во вредном влиянии на учащихся.

Гоголю было около 17 лет, когда вспыхнули восстания на Сенатской площади и в Черниговском полку. Отзвуки политических бурь несомненно доходили и до отдаленного Нежина, до «Гимназии высших наук». Об этом, кроме косвенных данных, можно судить по начатому в 1826 г. делу о чтении воспитанниками запрещенной литературы — стихов Рылеева и Пушкина; в числе пострадавших по этому делу были ближайшие друзья Гоголя — Данилевский и Прокопович. Несомненно, хорошо осведомлены о событиях были и в доме Трощинских, и в доме Капнистов. В письмах Гоголя 1827—1828 гг. (к старшему товарищу Г. И. Высоцкому, к дяде Петру Косяровскому) четко формулируется идея «высокого назначения человека» и презрение к обывателям или, как он выражается, «существователям» (X, 98). 6 «истинно полезен для человечества», мечтает о будущей государственной службе как о борьбе с «неправосудием» (X, 112).

Литературные опыты Гоголя начались рано, но, к сожалению, они почти полностью утрачены (как и издававшийся при участии Гоголя школьный журнал «Метеор литературы»). Мы знаем только, что Гоголь писал и в стихах, и в прозе, и на исторические темы («Россия под игом татар», «Братья Твердиславичи»), и на бытовые («Нечто о Нежине, или Дуракам закон не писан»). Знаем, что товарищи (в числе которых был известный впоследствии Нестор Кукольник) сурово осуждали Гоголя; в то же время воспоминания о молодом Гоголе согласно показывают о его юморе и наблюдательности («уменье угадать человека», по позднейшей формулировке самого Гоголя; VIII, 439). Эти качества отчетливо обнаружились на школьной сцене, где Гоголь имел большой успех в комических ролях, особенно в роли фонвизинской Еремеевны.

и сам он, видно, очень скоро остыл к своим мечтам о борьбе с «неправосудием»; на столичную действительность он смотрит уже без иллюзий. В первые же месяцы петербургской жизни Гоголь прилагает немало усилий, чтобы войти в литературу. Он пытается (пока неудачно) познакомиться с Пушкиным. Он печатает в «Сыне отечества» стихотворение «Италия». И главное: он заканчивает и отдает в печать свою поэму «Ганц Кюхельгартен». Эта поэма, явившаяся первым крупным произведением Гоголя и изданная им в 1829 г. под псевдонимом В. Алова, не имела успеха. Она была встречена насмешливыми отзывами в журналах, а Гоголь, раздосадованный своей неудачей, собрал в книжных лавках почти все экземпляры поэмы и уничтожил их.

«О том, что „Ганц Кюхельгартен“ поэма очень слабая даже и для тогдашнего времени (1829 год), не может быть ни малейшего спора, — писал впоследствии Чернышевский, — но она интересна в том отношении, что по сюжету не походит на тогдашние кровавые поэмы с небывалыми злодействами и трескучими катастрофами: Ганц, увлеченный идеальными стремлениями, начинает тосковать в скромной и тихой доле, которую дает ему судьба; он покидает любящую его кроткую невесту, чтобы предаться науке, искусству, утолить жажду кипучей юношеской деятельности, но, утомленный бесплодною погонею за мечтами, возвращается в свой мирный и прозаический городок, к своей милой Луизе, и поэма кончается веселою свадьбою; и насколько поэма Гоголя в художественном отношении ниже других тогдашних поэм, настолько же сильнее их она тем, что есть в ней некоторые проблески чего-то похожего на сочувствие к действительной жизни». 7

С неуспехом поэмы несомненно связан стремительный отъезд Гоголя за границу (в Любек и Травемюнде). Сам Гоголь, после нескольких противоречивых объяснений этой поездки, указал в качестве подлинного объяснения на «гордые помыслы юности» (X, 158), — но и это объяснение никак нельзя считать ясным. По настоянию матери Гоголь вернулся в Петербург и вскоре поступил на службу в департамент государственного хозяйства Министерства внутренних дел. Департаментской службой Гоголь явно тяготится; через три месяца ее оставил, поступил затем в департамент уделов, но и там прослужил меньше года. Тем временем ему удалось завязать новые литературные знакомства. В начале 1830 г. в «Отечественных записках» П. Свиньина была напечатана (анонимно) первая повесть Гоголя — «Вечер накануне Ивана Купала». Окончательным же вступлением в большую литературу было для Гоголя начало сотрудничества в органах пушкинской группы — в «Северных цветах» (1830 г.) и «Литературной газете» (1831 г.).

Здесь печатаются под псевдонимами отрывки из «Гетьмана» и «Страшного кабана», статья о преподавании географии и — впервые за подписью «Н. Гоголь» — романтический философский диалог «Женщина». По жанру близко примыкает к «Женщине» другой философский диалог — «Борис Годунов», не печатавшийся Гоголем. И этот философский диалог проникнут романтическим пафосом.

Первоначальным посредником между Гоголем и кругом «Литературной газеты», очевидно, был Орест Сомов; через него же Гоголь мог познакомиться с Жуковским. Известно далее, что Жуковский направил Гоголя к Плетневу, который сыграл в биографии Гоголя особенную роль: во-первых, с его помощью Гоголь расстался окончательно с департаментской службой и сделался учителем истории, во-вторых, — при его же посредстве произошло личное знакомство Гоголя с Пушкиным, а это было важнейшим событием в литературной судьбе Гоголя. Отношения между Пушкиным и Гоголем сразу же определились как отношения единомыслия в основных вопросах литературной борьбы и как творческое поощрение младшего писателя — старшим. После лета 1831 г., проведенного в Павловске в близком соседстве с Пушкиным и Жуковским, жившими в Царском Селе, Гоголь с понятной гордостью рассказывал об этом Данилевскому (в письме от 2 ноября 1831 г.): «Почти каждый вечер собирались мы: Жуковский, Пушкин и я». С восторгом отзывался Гоголь о «Домике в Коломне», где «вся Коломна и петербургская природа живая», но особенно о сказках как Пушкина, так и Жуковского (X, 214). Еще восторженнее писал Гоголь самому Жуковскому (10 сентября 1831 г.): «Мне кажется, что теперь воздвигается огромное здание чисто русской поэзии. Страшные граниты положены в фундамент и те же самые зодчие выведут и стены и купол на славу векам» (X, 207). Эти настроения молодого Гоголя тем знаменательнее, что сам он в это время работал тоже над «сказками». В то же самое лето 1831 года печаталась первая часть «Вечеров на хуторе близ Диканьки» и готовилась вторая.

Выход в свет «Вечеров на хуторе» был большим литературным успехом Гоголя, после которого за молодым писателем сразу утвердилось прочное место в литературе. Первым и наиболее значительным был отзыв Пушкина, напечатанный в «Литературных прибавлениях» к «Русскому инвалиду» как письмо к издателю — Воейкову. Пушкин не только приветствовал основную черту книги «настоящую веселость», чуждую жеманства и чопорности, не только сочувственно упоминал о других элементах книги — «поэзии» и «чувствительности», но и зорко угадал литературную новизну «Вечеров». «Все это так необыкновенно в нашей литературе, что я доселе не образумился». 8 «Вечера», хотя по большей части эти отзывы (Надеждина, Сомова, Ушакова) были сочувственными. Исключением был отзыв Н. Полевого о первой части, объясняющийся впрочем не столько принципиальными, сколько журнально-тактическими соображениями и даже недоразумениями. Успех «Вечеров» не сразу, однако, заставил Гоголя литературно самоопределиться, напротив, он сразу же — и несколько лихорадочно — начинает искать новых путей. Он работает над историческим романом и в то же время — над комедией из жизни петербургского чиновничества; новые замыслы повестей перебивают друг друга, иные вовсе отпадают, комедия оказывается явно нецензурной («перо так и толкается об такие места, которые цензура ни за что не пропустит», — писал он Погодину 20 февраля 1833 г.; X, 262—263). Гоголь мечтает о большом труде — «увесистом, великом, художническом» (X, 257). Одно время он пытается сосредоточить свою работу вокруг основной своей профессии учителя истории, задумывает написать что-то вроде учебного пособия — «всеобщую историю и всеобщую географию» под названием «Земля и люди» (X, 256); задумывает «историю малороссийскую» и даже «историю всемирную». В то же время усиливаются интересы Гоголя к украинским песням, он сам собирает их по книжным и рукописным источникам и оживленно обсуждает вопросы собирания и изучения песен в переписке с М. А. Максимовичем (с ним, как и с М. П. Погодиным, Гоголь сблизился летом 1832 г., когда по дороге в Васильевку и обратно заезжал в Москву).

В литературной биографии Гоголя все его исторические и фольклористические опыты имеют значение своего рода творческой лаборатории, в которой вырабатывалась его историческая беллетристика — сначала «Гетьман» (оставшийся недописанным), затем — уже в 1834 г. — «Тарас Бульба». Самая педагогическая деятельность Гоголя оказывалась своеобразно подчиненной его литературному призванию. Но вот в конце 1833 г. Гоголю представилась возможность соединить еще прочнее практическую деятельность со своими научно-литературными интересами. В Киеве открылся университет, туда переводился Максимович, соблазняя и Гоголя добиваться кафедры истории в Киеве. Гоголь восторженно отнесся к этой мысли. «Там кончу я историю Украйны и юга России и напишу Всеобщую историю... А сколько соберу там преданий, поверьев, песен и пр.!» (X, 290—291). Так писал он Пушкину, который вместе с Жуковским отстаивал кандидатуру Гоголя перед министром Уваровым. Гоголю казалось, что кафедра в Киеве, в родной для него Украине, откроет перед ним широкую дорогу историка, фольклориста, краеведа, писателя, — тем самым исполнилась бы давняя его мечта об истинно полезной службе.

Замысел Гоголя не осуществился: ему предпочли историка-специалиста. Гоголю предложено было место адъюнкт-профессора по истории средних веков в Петербургском университете. Но первоначальный замысел Гоголя был неотделим от мысли работать именно на Украине. Теперь единство интересов и деятельности распадалось; стимулы к систематическим занятиям историей Украины, украинскими песнями ослабевали, университетские лекции превращались понемногу в служебную повинность. Дошедшие до нас материалы, связанные с университетской работой Гоголя, — конспекты, планы, черновые записи — позволяют говорить об этой работе с полной серьезностью. Гоголь несомненно готовился к лекциям добросовестно, пользовался научной литературой на двух языках (русском и французском), а некоторые свои лекции обрабатывал с особой тщательностью, готовя их к печати. Но грандиозные планы исторических трудов скоро сошли на нет; Гоголь вскоре, видимо, убедился, что выбор этой профессии был ошибкой. В то же время, отрываясь от подготовки к лекциям, или, как сам он выражался, от «казенной работы», Гоголь усиленно трудился над двумя книгами — «Арабесками» и «Миргородом». Эти книги вновь вывели Гоголя на прямую дорогу. В «Арабески» включены были не только повести, не только статьи на литературные общеэстетические темы, но и статьи исторические; некоторые из них прямо возникли из университетских лекций. Правда, художник явно преобладает над ученым даже в этих статьях вопросы истории, как и вопросы искусства, излагаются им скорее лирически, чем научно.

На этом творческом повороте Гоголь не сразу получил поддержку критики. Эстетические и исторические статьи «Арабесок» были решительно осуждены критикою всех направлений (оговорки и сочувственные цитаты Белинского относятся к позднейшему времени); с другой стороны, критика всех направлений отнеслась, в общем, благожелательно к повестям «Арабесок» и «Миргорода», и только «Повесть о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем» встретила резкий отпор в реакционной журналистике (в «Библиотеке для чтения» и «Северной пчеле») как повесть «грязная». 9 «О русской повести и повестях Гоголя» (Пушкин лишь попутно и бегло упомянул о «Старосветских помещиках», «Тарасе Бульбе» и «Невском проспекте»).

В поисках литературных единомышленников Гоголь пытался опереться на группу возникавшего тогда «Московского наблюдателя». Это была группа недавних «любомудров», сотрудников «Московского вестника». Гоголь воспитался на этом романтическом журнале, и в письме к Шевыреву сам об этом вспоминал. Через Погодина он рассчитывает влиять на журнал непосредственно, сделать его боевым, сатирическим органом для широкого круга читателей. Гоголь написал для «Наблюдателя» повесть «Нос» — отнюдь не считая, конечно, юмор и сатиру противоречащими философской проблематике журнала. Надежды Гоголя не оправдались. «Московский наблюдатель» с первой же книжки обнаружил свой облик аристократического журнала «для немногих», «Нос» был отвергнут редакцией как «грязная» повесть, а «Женитьба», прочитанная в кругу «Наблюдателя» в Москве, хотя и сильно насмешила слушателей, но по достоинству тоже не была оценена. Не могла удовлетворить Гоголя и критическая оценка «Миргорода» Шевыревым, несмотря на ее общий сочувственный тон. Юмор Гоголя — как видно уже из эпизода с «Носом» — не мог быть Шевыревым верно понят; определяя юмор Гоголя как «простодушный», Шевырев убеждал Гоголя отказаться от материала «провинции и деревенщины» и перейти к изображению столичного образованного общества. 10

Гоголь не только игнорирует эти советы, но не хочет ограничиваться комическими сюжетами. Летом 1835 г. в Васильевке он работает над исторической трагедией «Альфред», срочно выписывая из Петербурга в деревню книги, нужные для этой работы. В это же время он пишет «Коляску», т. е. опять повесть о провинций. Особенно прислушивается Гоголь к советам Пушкина, в которых обнаруживалось подлинное понимание особенностей и возможностей гоголевского творчества.

Пушкин, высоко ценя в Гоголе способность «угадывать человека и несколькими чертами выставлять его вдруг всего, как живого», убеждал Гоголя «приняться за большое сочинение», которое стало бы для него, для его литературной биографии и литературной репутации тем, чем «Дон Кихот» для Сервантеса (VIII, 439). Совет Пушкина совпал с собственными раздумьями Гоголя над своим творческим развитием, с собственной его потребностью в «сочинении полном», «где было бы уже не одно то, над чем следует смеяться» (VIII, 440). Этой потребности отвечал сюжет, «уступленный» Гоголю Пушкиным, — сюжет «Мертвых душ», из которого сам Пушкин предполагал было сделать «что-то вроде поэмы» (VIII, 440). С другой стороны — Гоголем переоценивается теперь самая функция смеха. «Если смеяться, так уже лучше смеяться сильно и над тем, что действительно достойно осмеянья всеобщего», — так восстанавливал Гоголь в «Авторской исповеди» ход своих творческих идей периода подготовки «Ревизора» (VIII, 440). Гоголь несколько упрощал в этом изложении свой подлинный творческий путь, проводя слишком резкую границу между всем ранним творчеством, проникнутым будто бы «беззаботным и безотчетным» смехом, и позднейшим этапом, который сам он начинал с замысла «Ревизора» и «Мертвых душ», т. е. с 1835 г. Такому упрощению противоречит не только все содержание «Миргорода» и «Арабесок», но и прямые показания самого Гоголя о своих произведениях. Так, еще 20 февраля 1833 г., работая над «Владимиром 3-й степени», он писал Погодину, предвидя цензурные осложнения: «Мне больше ничего не остается, как выдумать сюжет самый невинный, на который даже квартальный не мог бы обидеться. Но что комедия без правды и злости!» (X, 263). Очевидно, задолго до приступа к «Ревизору» Гоголь не удовлетворялся «беззаботным и безотчетным» смехом. Эти оговорки, однако, не снижают значения того нового творческого этапа, который Гоголем приурочен к 1835 г.: именно теперь окончательно и сознательно установлена была связь юмора как творческого метода с обличительными заданиями; отсюда — возвращение к отброшенному было замыслу общественно-обличительной комедии; отсюда же и обращение к сюжету «Мертвых душ» для создания «сочиненья полного».

Новаторские устремления Гоголя, намечавшие основную линию его обличительного реализма, диктовались, конечно, не только его индивидуальными склонностями, но они выражали передовые тенденции литературного развития в России, обусловленные происходившими общественными изменениями в стране. Не случайно, что почти одновременно с Гоголем в русскую литературу вошел и Белинский, разночинец-демократ, ставший, по словам Ленина, «предшественником полного вытеснения дворян разночинцами в нашем освободительном движении». 11

борьбы были продолжены и развиты Белинским.

Позднейшее показание Гоголя о том, что сюжет «Мертвых душ» «уступлен» ему Пушкиным, подтверждается письмом его к Пушкину от 7 октября 1835 г. В этом письме Гоголь извещал Пушкина о начале работы и о том что «остановил» свой «роман» на третьей главе (X, 375). Из гоголевских «Четырех писем о „Мертвых душах“» известно также, что первые главы (в ранней, не дошедшей до нас редакции) были Пушкину прочтены и вызвали с его стороны многозначительную реплику: «Боже, как грустна наша Россия!» (VIII, 294). И в письмах из-за границы, написанных под свежим впечатлением смерти Пушкина, Гоголь называл свой труд — «его созданием» (XI, 89). Менее ясен вопрос о роли Пушкина в гоголевском замысле «Ревизора». Гоголь упомянул только раз (в той же «Авторской исповеди») в скобках при рассказе о «Мертвых душах»: «Мысль Ревизора принадлежит также ему» (VIII, 440). Сюжет «Ревизора», очевидно, связан с пушкинским планом комедии или повести о мнимом ревизоре, а анекдотические случаи с самим Пушкиным наряду с аналогичными бытовыми и литературными анекдотами легли, должно быть, в основу гоголевской комедии, — если даже уступки сюжета в том прямом смысле, в каком это было с «Мертвыми душами», — в данном случае не произошло.

Переход к новым творческим замыслам, возникшим по внушению и прямым советам Пушкина, делал для Гоголя неизбежным — как видно и из «Авторской исповеди» — переосмысление всего своего писательского пути. Такому переосмыслению не могла не содействовать статья Белинского «О русской повести и повестях Гоголя», появившаяся в «Телескопе» в это самое время (в сентябре 1835 г.). Замечательная статья эта была не рецензией обычного типа, а целым исследованием, где повести Гоголя рассмотрены на фоне повестей его ближайших литературных предшественников и где на этом фоне они оценены как явление первостепенного литературного значения. Белинский угадал в Гоголе великого русского писателя, наследника и продолжателя дела Пушкина. Молодой писатель назван был «главою литературы, главою поэтов». 12 Статья Белинского не только вызвала сочувствие Гоголя своими принципиальными эстетическими взглядами (о чем говорит в своих воспоминаниях Анненков 13 устава (в конце 1835 г.) вопрос о преподавательской деятельности поставлен был решительно: надо было сдавать испытание на ученую степень или примириться с увольнением из университета. Для Гоголя не могло быть выбора. Если в письме Гоголя к Погодину (в декабре 1835 г.), где он сообщает, что расстается с университетом, — и прорываются ноты оскорбленного самолюбия («неузнанный я взошел на кафедру и неузнанный схожу с нее», то основной тон этого письма — бодрость и энергия перед новыми литературными трудами. «Смеяться, смеяться давай теперь побольше»,— восклицает Гоголь. — «Да здравствует комедия!» (X, 378—379).

«Ревизором». В то же время он включается еще в одну литературную работу — вызванный и на это Пушкиным: становится ближайшим сотрудником пушкинского «Современника». В первой книжке «Современника» (вышла в свет в апреле 1836 г.) не только помещены два художественных произведения Гоголя — повесть «Коляска» и драматические сцены «Утро делового человека», но Гоголю же поручена была статья, — если и не программная (что Пушкин печатно отрицал), то, во всяком случае, ответственная — «О движении журнальной литературы в 1834 и 1835 г.». Смело и резко было здесь осуждено «литературное безверие и литературное невежество» (VIII, 173) большей части современных журналов и прежде всего — популярной «Библиотеки для чтения» Сенковского. Статья Гоголя стала большим литературным событием, вызвав, с одной стороны, горячий сочувственный отзыв Белинского, а с другой — ожесточенные нападки реакционной и обывательски-беспринципной печати. С этого именно времени задетые Гоголем Сенковский и Булгарин начинают систематическую травлю писателя. Пушкин не сразу отозвался на поднявшийся шум. Только в третьей книжке «Современника» он выступил под маской «тверского помещика АБ» с тонко-иронической защитой Сенковского и разъяснил, что статья Гоголя не была программой «Современника». 14 Нет никаких сомнений, что основные гоголевские оценки Пушкиным всецело разделялись. Сотрудничество Гоголя в «Современнике» осуществилось в формах менее широких, чем это предполагалось (главным образом, конечно, из-за отъезда его за границу), — но из этого никак нельзя делать вывода о каких-нибудь принципиальных разногласиях Гоголя с Пушкиным.

Первая книжка «Современника» с гоголевской статьей о журнальной литературе вышла в свет 11 апреля 1836 г. Всего через несколько дней — 19 апреля 1836 г. — Гоголь стал виновником еще большего общественного возбуждения, выходившего далеко за пределы литературного круга. В этот день на сцене петербургского Александринского театра был поставлен «Ревизор». Комедия Гоголя, написанная с тем, чтобы «смеяться сильно и над тем, что ... » (VIII, 440), — благополучно миновала (при помощи Жуковского) цензурные препятствия, но сразу же встретила самый резкий отпор в бюрократических кругах и в реакционной печати. Свидетельства современников говорят о том, что пьеса была воспринята как «нестерпимое ругательство на дворян, чиновников и купечество» (дневник А. И. Храповицкого). 15 Реакционная критика в лице Булгарина и Сенковского изображала комедию грязной, неправдоподобной и разве что забавной. Все это произвело угнетающее впечатление на Гоголя, по его представлению, на него восстали «все сословия» (XI, 41); в письме к М. С. Щепкину он пишет: «Все против меня. Чиновники пожилые и почтенные кричат, что для меня нет ничего святого, когда я дерзнул так говорить о служащих людях. Полицейские против меня, купцы против меня, литераторы против меня» (XI, 38). Этот вывод был, однако, поспешным и односторонним. В передовых общественных кругах, частично и в литературе, отношение к «Ревизору» было не только положительным, но и восторженным. В. В. Стасов вспоминал: «Все были в восторге (от Ревизора), как и вся вообще тогдашняя молодежь»; он вспоминал также о «схватках» молодежи с «пожилыми людьми» в борьбе за Гоголя. 16 «все против меня».

Впоследствии Чернышевский, как явную нелепость, отвергал мнение, будто Гоголь сам не понимал смысла своих произведений. Но Чернышевский глубоко верно отметил справедливость того, что, «негодуя на взяточничество и самоуправство провинциальных чиновников в своем „Ревизоре“, Гоголь не предвидел, куда поведет это негодование: ему казалось, что все дело ограничивается желанием уничтожить взяточничество: связь этого явления с другими явлениями не была ему ясна». 17

Прием, оказанный «Ревизору», был для Гоголя большим потрясением, которым было вызвано решение уехать из России. «Еду за границу, — пишет он 10 мая 1836 г. Погодину, — там размыкаю ту тоску, которую наносят мне ежедневно мои соотечественники. Писатель современный, писатель комический, писатель нравов должен подальше быть от своей родины» (XI, 41). 6 июня 1836 г. Гоголь уезжает из Петербурга за границу, воспринимая, как видно из многих его писем, отъезд свой как вынужденный и в то же время как творческий рубеж. В перспективе у него работа над «сочиненьем полным» — над «Мертвыми душами». Он склонен теперь недооценивать результаты своей семилетней петербургской работы. Нам, однако, ясно, что в течение первой половины тридцатых годов были созданы, намечены или задуманы почти все основные художественные произведения Гоголя. И то, что дошло до читателя — даже только за эти годы, — оказало решающее влияние на все дальнейшее развитие русской литературы.

Примечания

1  , Полн. собр. соч., т. X, Изд. АН СССР, М., 1956, стр. 212.

2 Н. Г. Чернышевский

3 В. И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 22, стр. 83.

4 Н. Г. 

5 Н. А. Добролюбов— Л., 1950, стр. 324—325.

6 Н. В. , Полн. собр. соч., т. I—XIV, Изд. АН СССР, М. — Л., 1938—1952. (Далее произведения Гоголя цитируются по этому изданию с указанием тома и страниц в тексте).

7  Чернышевский, Полн. собр. соч., т. III, 1947, стр. 542.

8  , Полн. собр. соч., т. XI, Изд. АН СССР, М. — Л., 1949, стр. 216.

9 См.: В. Г. Белинский

10 «Московский наблюдатель», 1835, март, кн. 2, стр. 396—411.

11 В. И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 25, стр. 94.

12  , Полн. собр. соч., т. I, 1953, стр. 306.

13 П. В. . Литературные воспоминания. «Academia», М. — Л., 1928, стр. 240—242.

14  Пушкин—98.

15 Н. В. Гоголь в письмах и воспоминаниях. Сост. В. Гиппиус. Изд. «Федерация», М., 1931, стр. 125.

16 Там же, стр. 148.

17  , Полн. собр. соч., т. IV, 1948, стр. 636.

Раздел сайта: