ПРОВИНЦИАЛЬНЫЙ ГОРОД
Коли не губернский, то площадь — «прекрасная лужа» (ОТ); а коли губернский, то — дом губернатора: «трехэтажный, каменный... караульная будка... солдат с ружьем» (МД); рядом суд: «восемь окошек», «цвета гранита» (ОТ); другие же дома выбелены (ОТ), иль выкрашены: в желтую краску (МД); верхний этаж гостиницы — желт; нижний — красный, кирпичный (МД); перед гостиницей — яма (МД); и начало градского сада из «тоненьких дерев... с подпорками» (МД); и возле — «навалено на сорок телег... сору» (Рев); с угла — лавочки: «с хомутами, веревками и баранками» (МД), «столы с... мылом и пряниками, » (МД); исколуплена мостовая; столпленье, скопление бричек: «кучера в серых чекменях, свитках и серяках» (МД); «омытые дождем вывески с кренделями... сапогами» и «синими брюками» (МД); надпись: «Иностранец Василий Федоров» (МД); тут и больница, и почта, и пансион для девиц, где «прежде фортепиано, потом французский», а потом уже все прочее.
От площади «дома в один, два и полтора этажа» с мезонинами (К) и без садов; перед «досчатым забором» (цвет грязи) некто в узких «» и при булавке «с бронзовым пистолетом» (МД) обернулся на даму «в клетчатом щегольском клоке», проходившую по деревянному тротуарику (МД); пихнули: солдат и девица «в красных шалях... в башмаках без чулок» (МД); «из дверей оранжевого... домика... с голубыми колоннами» «выпорхнула дама» и пошла «перед... домом темносерого цвета с белыми барельефчиками», отделенного от улицы «палисадником, за решеткой которого... деревца побелели от... пыли» (МД); свинья выставила «серьезную морду» на купца в сибирке (К); «помещик... в нанковом сюртуке» протарабанил (К), подпрыгивая и ударяясь головою в кузов пролетки (МД), мимо «кислых» домишек, ставших из «белых... пегими» (К); ни души: полосатый шлагбаум; «мостовой, как и всякой другой муке... конец» (МД); дорога мягка, «как подушка, от... пыли» (К); и — пригород, т. е. вид на «церкви... с деревянными куполами и чернеющими остроконечиями» (МД).
Если сделать от площади сверт, — то яма, в которую скатывается переулок; на косогоре церковь «Николы на Недотычках» с дворком, «с двумя яблонями перед стареньким домиком» (МД); и «направо плетень» — «», на нем — горшки, ...напяленные плахты, сорочки, шаровары; «каждый вешает, что ему вздумается» (ОТ); из-за плетня — подсолнечник (ОТ); переулок «так узок», что «пешеход... убирался репейником, росшим с обеих сторон забора» (ОТ); «день жарок, воздух сух и переливается струями» (ОТ); за плетнем кто-то, лежа на пузе, свою выставил голую, жирную спину на солнце; и — «никуда не хочет итти» (ОТ), пока тощая баба выносит «залежалое платье... выветривать» (ОТ); встает пройтись в свиной хлев и вернуться: «человек не пойдет в хлев... для приличного дела» (ОТ).
«крап... карты» (Игр): «Пусть отец... — обыграю отца: не садись!» (Игр); «Что ж... что плюнет?.. Взял, да и вытер» (Ж); а под боком — пуще плут: переплутует его самого (Игр); другой все: «Зюзюшка... Зюзюшка! Вот я тебе бумажку привяжу» (ТЕО); третий — читает адрес-календарь: «А, вот и я» (Шп); почтмейстер «с прищуриванием одного глаза» читает «ключ к таинствам натуры», уснащая речь словечками; он видят в каждой букве, «из которой составлено слово Наполеон... особенное значение» (МД); распечатывал чужие письма, придавит сургуч, а «по жилам огонь» (Рев); дамы «заняты... разговорами о том, каким образом делаются каплуны» (ОТ); они умеют «напустить тумана» (МД), хватая мужа за нос, как за ручку кофейника (ОТ), называя его: «Жужу!» (К). Муж из дому, а кто-нибудь у дамы уж сидит (МД); и от этого дети Добчинского делаются похожими на Тяпкина-Ляпкина (Рев); в глазах — «ух, какое тонкое!» (МД); не говорит: «я высморкалась... а... я облегчила себе нос» и соблюдает «визиты и контрвизиты» (МД); весь город иногда занят обсуждением: какая свинья утащила: «Не бурая ли?»
Губернатор — «вышивал... по тюлю» (МД).
Все «народ добрый»: «, брат, Антипатр Захарьевич», — «Ты заврался, мамочка, » (МД); за картами покрывают нижнюю губу верхней; и делая мыслящую физиономию, приговаривают: «А! Была не была!..» — «А я его no усам, » Когда же в ударе, то и находят слова: «Червоточина! Пикенция!.. Пикендрас!» (МД); жен называют: «Муньмуня, » (К), посмеиваясь над «рюшами-трюшалт» (МД); едят уху с «финтерлеями», запивают «бомбоном» (МД); чокаются, снова чокаются и опять-таки чокаются, излагая «вольные мысли, за которые в другое время... бы высекли... детей» (МД); один «в продолжение обеда выпил семнадцать бутылок шампанского»; «убухал» за картами «»; у всех после ворту точно «ночевал эскадрон» (МД).
Их наружности?
— «двухэтажный подбородок» (Шп), а шея — в три складки (МД); у Агафьи Федосеевны «отыскать талию... так... трудно, как увидеть без зеркала... нос» (ОТ); этот — «в двери не войдет» (Ж), глазки, «как два мышиные носика»; волосы — «» (МД); из носа же «некартинно табак» (МД); один — огурцом; другой — молдаванской тыквой; «кувшинное рыло», «аптекарский пузырек», «аист», «верхнюю губу взнесло пузырем» — «весь город... такой» (МД).
Власть: «ожидали... генерал-губернатора»; вышел — «ни мрачный, ни ясный»; «ни гнева, » в минуту, «когда приходится спасать... отечество», потому что ничего «не в силах поправить» (МД, 2); около жандарм, «страшилище, с усами, лошадиный хвост на голове, через плечо перевязь, , огромный палаш привешен сбоку» (МД, 2).
Губернатор — вылитый Чичиков, с болонкой возится и представлен к звезде: не то добряк, не то... «» (МД); «где губернатор, там и бал» (МД).
— освещен; перед подъездом — крики, жандармы, форейторы; в переднюю — дама; на голове — перо, какого нет и в Париже; в глазах, — «у, какое»; трэн — занял бы половину церкви (МД); «сзади... лакей в ливрее и золотых позументах» (МД); «перед... тройными подсвечниками, , конфетами и бутылками» кто-то говорит по-английски, произнося по-птичьи; лицо же — не птичье (МД); полковник подает «даме тарелку на конце обнаженной шпаги» (МД); «: почтмейстерша, капитан-исправник, дама с голубым пером, дама с белым пером... чиновник из Петербурга, , француз-Куку», — «ряд локтей, обшлагов... концов лент, » (МД); все несется; губернатор держит «в одной руке конфетный билет, а в другой — болонку» (МД). Когда разъезжались, подняли такой шум, что он «, который, подняв... алебарду, закричал... но увидев, что никто не шел... поймал на воротнике какого-то зверя и, , казнил его» (МД).
Полицмейстер: «Мошенник!.. Предаст, , еще и пообедает с вами» (МД); к нему все квартальный «в лакированных ботфортах», «», в прискочку (МД): «взашей так прямо и толкайте» (Рев); «Ты у меня, , поешь селедки» (Рев); квартальный кладет «в ботфорты серебряные ложки» (Рев); городовой «, а воротился пьян» (Рев); где нет губернатора, — там городничий, полагающий: «чем больше ломки, тем больше... деятельности»; «трех губернаторов обманул» (Рев); уничтожил городские сады (МД); высек унтер-офицершу Пошлепкину, «для порядка всем ставит фонари под глазами» и объясняет купцу: «?.. Я помог... козлиная борода»; старается «для отечества»; глуп же, «» (Рев); при нем в больнице больные стали — «грязны, как кузнецы» (Рев); в коридорах же понесла «, что береги... нос»; в передней присутствия «сторожа завели гусей» (Рев).
«бумаги... широкие затылки, фраки»; сидят «казенные головы... любуясь крючковатой строкой» (МД); кто-то «из канцелярских... с продранными рукавами» (ОТ), «этакая крыса... пером... тр, тр» (Рев): «Гусак... не может быть записан в метрических книгах» (ОТ). Столоначальник с соседнего стола объясняет, что «» (ОТ); чиновник с «пятном по всему лицу... с заплатанными локтями сюртука» (носил три пера за̀ ухом, съедал девять пирогов, а десятый клал в карман) — перебивает: «Прикажете?..» — «Что там?..» — «Дело... о краденой корове». — «, читайте»; и — продолжает свое: «Меня научил этому Захар Прокофьевич» (ОТ); высморкавшись «», какое-то «подобие человека копалось, корпело, писало», распространяя запах («комната... превратилась в питейный дом») (ОТ); канцелярист же в «подобии полуфрака... проглотил муху» (ОТ).
«в теплом картузе с ушами», держа трубочкой бумагу, — является в присутствие (МД), и тогда поднимается «шум от перьев... как будто бы несколько телег с хворостом проезжали лес» (МД); Иван Антоныч, кувшинное рыло, «оглянулся искоса, но в ту же минуту углубился в писание», увидев, что до него дело; и на вопрос «не ответил ничего»; посетитель ему — бумажку на стол: Иван Антоныч «накрыл тотчас... книгою» (МД); «» (МД): «Я ему вместо двухсот четыреста ввернул» (Рев).
«, записали, выставили нумер, вшили, расписались... и сложили дело в шкаф... Пробили новую улицу; у судьи выпал коренной зуб... дело... лежало» (ОТ).
Таково делопроизводство.
Таковы же военные; «за неимением... поприща» пакостил «» (МД); «большая часть офицеров умело таскать... за пейсики» (Шп): «Паро ле пе!.. Пятьсот рублей мазу... плие́, , плие́» (Игр); «проигрывали мундир, фуражку, и... исподнее платье» (Шп); «видели... офицера с султаном на голове, шедшего... поставить на карту дрожки» (К) пехотному капитану, который «удивительно... срезывал» (Рев); кто поскромней — сидел дома, «чистил пуговицы» и «» (Шп); поручик «большой... охотник до сапогов... заказал... четыре пары и... примеривал пятую»; он все поднимал ногу «и обсматривал... каблук» (МД); иной отвертывал «такие па, какие... во сне не снились» и «бордо называл бурдашкой»; «поручик Кувшинников... такая бестия... «Вот, говорит, брат, воспользоваться бы насчет клубнички» (МД). Генерал «с толстыми, блестевшими... эполетами... был дюже тучен»; имел лошадь «Аграфену Ивановну»; для обедов скупал целый рынок; когда накрывали на стол, шум от ножей слышался за городом (К); полковник трепал «себя по брюху после каждого слова», любил хвастнуть: «У меня-с... многие пляшут-с мазурку, весьма многие, » (Шп); и рассказывал «баталии», каких «никогда не было»; за ужином же все брал «пробку от графина» и втыкал в пирожное (К); у солдат были жесткие, как сапожные щетки, усы (К).
Купцы, бородачи, ходили в сибирках и меховых шапках (МД, 2); собирались они в общей зале гостиницы, распивая чаи, «сам-шост и сам-сём» (МД, 2); Абдулин — обмеривал и обвешивал (Рев); Пономарев, мошенник, с распертым брюхом, выдувал в день по 16 самоваров и примешивал сандал и жженую пробку к вину (Рев); он «усахарил» до гроба жену (Ж); «станет есть, все потечет по бороде» (Ж), а ходит — «в собольей шапке» (Ж); «дворянин-то... голенький» (Ж); сын его европейского виду, с гнилыми зубами, уж знает, что нужно, чтобы стать дворянином: «» (МД, 2); откуда-то бухает: миллионер Муразов вхож к генерал-губернатору; половина России в руках у него (МД, 2).
Ремесленники почти что отсутствуют в провинции Гоголя; на фабрикантов фыркают: «голодный год, ... по милости фабрикантов» МД, 2).
Рабочего класса нет.
Таков городок: мошенник сидит на мошеннике (МД); «проклятый городишко» (К); «, ни до какого государства не доедешь» (Рев).
Гипербола ли здесь показанный бред? Нет, — натура; и Гоголь, подавая ее, не имел специальной тенденции заострить картину, удручавшую Пушкина; он был наивен в заявлении, что все это «выдумал»; «выдумка» Гоголя — итог, квинт-эссенция, и не бичуемого, а промозолившего когда-то глаза; тенденция не присоединялась к «натуре» извне, а лежала: в природе так видеть; но и Переверзев неправ, когда думает, что Гоголь «шалил», изображая нелепицы; если пошаливал, как признается в «Исповеди», то в самой шалости лежала миссия; припадки тоски, от которой страдал он сызмальства, — от чего, как не от Миргорода с Диканькой. Названия — непроизвольные символы: «Диканька» — дичь; «» — городок, сжимающий в мировую пошлость тип мещанина.
Вспомните окончание «СЯ»: оборвав веселый гопак («все неслось, все танцовало»), Гоголь прибавляет: неразгаданное чувство «пробудилось бы в глубине души при взгляде... на старушек», которых лишь хмель, «как механик... безжизненного автомата», заставлял двигаться; «»... и скоро «все стало пусто и глухо»; «, и нечем помочь ему» (СЯ); тут склик с «ОТ»: «Скучно на этом свете, господа!»; или: «небо ясно, и тучи не пройдет по нем», а все «мелькает чья-то длинная тень»; если бы адская ночь спустилась над Гоголем, то он бы «не так испугался ее, как... тишины среди безоблачного дня» (СП).
И романтические сказания, и бытовые повести окантованы этим рефреном; откуда он? Переверзев не отвечает: он — от способа видеть в «миргородском дне» вещи, какие до Гоголя ускользали от взора; гиперболичность — от удесятеренной зоркости Гоголя. Откуда ж открытие вещих, , зениц? От умения слушать какие-то «радио»-колебания.
Поэт — «эхо» (по Пушкину, Блоку, Боратынскому, Маяковскому): «эхо» коллектива; какого коллектива стал «эхом» Гоголь? Кто раскрыл в нем «»? Мог ли раскрыть их помещик, или майор Ковалев? Если бы они раскрыли «зеницы», то вместо жалких усилий оздоровить мертвый класс, каким отдается Гоголь в последнем периоде, вытаскивая для этого то Муразова, то Костанжогло, то «генерал-губернатора», имели бы «» мелкопоместного быта, нечто вроде «Германа и Доротеи» Гёте; слабенькая попытка к идиллии в «СП» — в «СП» же и терпит фиаско, утопая в мертвостях быта, усиленных паническим ужасом полдня. «Во здравие «СП»? Нет. Стало быть: не звукам мелкопоместного коллектива внимал Гоголь, а звукам того коллектива, который складывался, которого выразителями становились: Белинский и Чернышевский.
Городок свой Гоголь увидел совсем не наследственным глазом — не глазом помещика; показавшееся гиперболой и Толстому-американцу, и самому «Никоше», не изжитому в Гоголе, — было «натурой» класса; когда озрелела тенденция в Гоголе, она — увы! — оказалась принадлежащей «Никоше», пожелавшему отнять ее у Белинских, как «собственное добро»; тенденция поставить заплату на дыру в быте от... «генерал-губернатора»; «дыра» оказалась равной самому классу; пришивать было — не́ к чему.
Отсюда и ужас, и бред: гоголевских героев; потом — Гоголя-«Никоши».
Средоточие бреда — Санкт-Петербург, изображенный мороком.
Тенденция Гоголя изображать быт провинции была имманентна натуре глаза; Гоголь был тенденциозен не тогда, когда «полагал», а когда «»; когда позднее он стал «полагать» отдельно от наблюдения, он «положил» не то, что увидел; «натура» гоголевской провинции перешла к Салтыкову, который ее разрабатывал в других слоговых приемах и полагал о ней правильней: у Салтыкова — тенденция определяет «натуру»; у Гоголя второй фазы натура располагала тенденцию.
— поэзия дороги; в ней — судорожный испуг: «летит вся дорога нивесть куда... и что-то страшное заключено в... быстром мельканьи» (МД); «пошли писать... чушь и дичь по обеим сторонам дороги» (МД); уже и сама дорога срывается: «понеслась, понеслась, понеслася!» (МД); кони ж над ней «превратились в одни вытянутые линии, летящие по воздуху» (МД); точно полет Вакулы, иль пляска безумной, которая «летела... размахивая руками, и, казалось, будто, обессилев... » (СМ); тут и «Записки сумасшедшего»: «Кони... несите меня с этого света! Далее, далее, чтобы не видно было ничего, ничего» (ЗС), потому что «никакими страхами, никакими наказаниями нельзя искоренить неправды» (МД, 2), «гадко на свете» (П), «по всей земле вонь страшная, так что надо затыкать нос» (ЗС); тема дорожного бегства становится бегством из мира, переходящим в бред: «Спасите меня! Возьмите меня! Дайте мне тройку быстрых, как вихорь, коней!» (ЗС) «Русь, куда ж несешься ты? Дай ответ. Не дает ответа» (МД); «летит мимо все, что ни есть на земле» (МД); «сизый дым стелется под ногами... с одной стороны... Италия; вон и русские избы» (ЗС); «гремит и становится ветром разорванный в куски воздух» (МД).
Такова дорога; Гоголь в 1828 году понесся из Нежина, как в некую «Индию раззолоченную», — в Петербург; и так же в 1836 году, из Петербурга, едва живой, — вынесся: «я устал и душою, и телом... ... Я хотел бы убежать... Пароход, море и другие, далекие небеса — могут одни освежить меня» 52; «забросило русскую столицу на край света»; «воздух подернут туманом; на... серо-зеленой земле обгорелые пни...»; весело в Петербурге тому, «у кого в конце петербургской улицы рисуются подоблачные горы Кавказа»; иначе: «хорошо... что... поющие и звенящие тройки духом пронесут мимо» («Петербургские записки») 53; так написавши, едва живой, выносится... за границу.
Петербург — точка морока, стилизации; он гипербола для гиперболы; и он для Гоголя — взрыв: бомбы в Гоголе.
52 Из письма 1836 г. мая 25, С. -Петербург.
53 1836 г.