Белый А.: Мастерство Гоголя
Глава вторая. Изобразительность и звук в "Страшной мести"

ИЗОБРАЗИТЕЛЬНОСТЬ И ЗВУК В «СТРАШНОЙ МЕСТИ»

Трудно оценить в «СМ» мастерство подачи сцен сюжета и смены сцен с красочными и бьющими по сознанию звуковыми контрастами; везде вздерг вниманья до замирания сердца: что далее? Взрослым не воспринять свежо фабулы «СМ», когда первая встреча с ней — отрочество, не могущее оценить приема подачи; но помнится яркость первого впечатления, всасывающего, как знойная земля влагу, — сюжет, проносимый по годам; в зрелом возрасте не потрясаемся течением сцен, лапидарных, насыщенных цветом и звуком — необычайно; ни лишнего слова! Костюм, жест, предметность — не зря; и отступления в лирику, в картину природы — намеренные отводы внимания, перенапряженного, перегруженного мелочами; картина Днепра, например, — интермедия меж двумя эпизодами, кричащими каждой мелочью.

Любая сцена «СМ» слажена из моментов, то переосвещенных а то сознательно погружающих в тень, точно в сон, качающий будто бы беспредметным ритмом, который дробит контур образа в струящийся блеск; то — необходимая пауза; паузой в первой сцене дан мастерски всеобщий гопак; во второй — Днепр; каждая сцена — архитектонична, цельна: с наименьшей затратой средств высекает она максимальный эффект, обременяя сознание лишь нужным; где — забеги вперед, где — сознательно вычерченная двусмыслица («люлька» и «люлька»).

Скука сопровождает чтение даже незаурядных писателей: один — переговаривает; читатель, увидев последнюю сцену в первой, скользит с небреженьем по промежуточным, не вчитываясь и пропуская детали; другой не умеет показать с первых сцен степени насыщенности сюжета: в будущем; оба промахиваются.

Гоголь в «СМ» попадает в цель; он и скрытен, где нужно, и откровенен, где нужно. Течение фабулы — стремительно и извилисто, как бьющийся меж камней на крутых поворотах поток; отсюда и острота в обрамлении: сцен сценами; первая, пир, контрастирует со второй, лунной ночью; четвертая, замок, обрамлена горницею Данилы (третьей и пятой); шестая — подземелье; в шести сценах фабула ступенчато углубляется остраннением роковых отношений меж мужем, женой и тестем; восьмая влепляет корчму с ляхами, чтобы обрамить смерть Данилы, девятую сцену; в десятой — крутой поворот: явление с фабулой не связанного лица (вслед за апофеозом Днепра); далее — два крутых поворота: возврат к Катерине, Карпаты и всадник. Гоголь изумительный компонист, рассказчик, декоратор и композитор напевов.

«СМ» — единство содержания и формы!

Гоголь учился живописи; его манера одевать сцены «СМ» в цвета являет красочный синтез произведений первой фазы с доминирующим красным (26%); за красным лишь черный и синий приподняты выше 10% (10,6 и 11,5). В «СМ» пропорция эта соблюдена: на 19 красных пятен по 8-ми черных и синих; красный (цвет — 1) пятна на одеждах, 2) вспыхи, подобные красным бенгальским огням; эти пятна даны вперебив с синими и зелеными; в красное облечен колдун; красное здесь — кипение крови, наполняющее уши звоном и заставляющее схватываться за саблю; но красное на колдуне — заплата: на черной дыре; — под красным; красный жупан рыскает по черным лесам, перерезает месячные отблески в черной лодке, является под черной горой, тащась к черному замку.

Красочная особенность «СМ» — насыщенность по сравнению с другими повестями первой фазы и голубым, и розовым; голубых пятен в «ТБ» — 3, «В» — 2, в «НИР» — 1, в «СЛ» — 1, в «ВНИК», «ПГ», «ЗМ» и «МН» — 0; в «СМ» — 6 голубых представлений; розовых пятен в «ТБ» — 3, в «ВНИК» — 2, в «СЯ» — 1, в «ЗМ», «НПР», «ПГ», «МН» — 0; «СМ» — 4 пятна. Голубое и розовое связаны, как и серебряное, с Катериною, зыбко-нежной, как ива, склоняемая в порывах, дующих отовсюду; ива так склонена к Днепру, как Катерина к Даниле; и зыбь береговых ив сопровождает ее: «Зеленокудрые! Они толпятся вместе... с цветами к водам, ...» (СМ); так Катерина: не наглядится на светлого своего Данилу; и сумасшедшая, — она бежит к деревам; они роняют листья под ноги ее. Только у Катерины — голубые глаза (у прочих гоголевских украинок — черные и карие); и платье из голубого полутабенеку.

— золотое и синее; Катерины — голубое, розовое и ; цвета колдуна — черное с красным. вещает о его появлении; жалоба ивы — о слезах Катерины.

Сюжет в цвета впаян.

В «СМ» фосфоресцирует образ; он так отражен в слове, как струящийся месячный блеск в воде; фосфоресценция дана в звуках; струение — в ритме; зрительное восприятие здесь — слуховой резонанс; «СМ» — песня; с этим согласны и профессор Гиппиус, отмечая распевы диалога, и Переверзев: «волнуют не образы, не характеры с их душевными переживаниями, а ритм речи, звуковая яркость произведения» ²².

Всюду обилие звуковых эффектов, как «успокой себ-́ м-оя́ люб-а́я сестр-а́» (я́-оя́-ая́-а́); Ермакову кажется: само заглавие повести синтезирует звуковую тему: «Стр-ашная ме-сть» — стр-сть; и это значит: «ст-а-р» (стр) и «те-сть» (сть); тема ж Днепра, или «Дн-пр» сливает звуки имен «Дан-ило» (Дн) и «Петро» (П-р); это импрессия: характерно: такие импрессии возникают из ритмов и звуков «СМ», как неотвязная фосфоресценция звука отблеском образа; «олилась свет-лица свет-ом», или «свет-свет-свет»: светлое светлеет от света; «св» для усиления света, как зрительного восприятия; «пошли́, пошли́ и зашуме́ли, как во́лны в непого́ду» (—————) — первая половина фразы, данная в комбинации ямба с фигурой «—»; вторая половина: «то́лки и ре́чи (ме́жду наро́дом») две строки одностопного хореямба с женскою рифмою; все сказанное ниже о «звукописи» Гоголя — относимо к «СМ».

Герои поданы без психологий жестом струения звуковых отражений; оперная условность их поз подчеркивает речитативы слов, переходящих в арию; раз оперно оформлен сюжет «СМ», то и условность реальна; сплетение лейт-мотивов делает ненужными анализы поведения, предопределяя и жест: ритмической темой; так позы и жесты исполнителей «» подчинены музыке; и текст, и звуки «Кольца», полные содержания, взывают к риторике, как реальному атрибуту оперной формы; и было бы даже ненатурально, когда б, выпадая из ритма, исполнитель Зигфрида неожиданно почесался бы; Виноградов здесь подчеркивает риторичность, как признак неудачности «СМ» (Виноградов видит влияние «неистовой» школы, как в «П»); но риторика «СМ» — не срыв композиции, а нечто, вытекшее из музыки слов; она — плюс, а не минус; «СМ» — песня-повесть — необходимо условна; и в этом ее достоинство.

Гоголь любил, изучал, хорошо знал украинские думки; «СМ» прострочена звуками народных ладов; это столь же законно, как народная мелодия в «Хованщине»; народная песнь в опере не изъян; и Бетховен отразил песню: в сонате; ею пользовался Чайковский в симфониях; Григ — в лирических отрывках; Шуберт — в романсах.

«СМ» прострочена ритмом заплачек.

Или:

Или:

Или:

Часто словесный повтор переходит в рифму: «шумит, конец Киева»; «кто-то с горы спускается, развевается зеленый кунтуш»; « легко и »; рифмы окантовывают двустрочия: «уже и нет его́Свежо́»; «все вдруг пропало, как будто »; «нет, дитя мое́, никто не тронет отца твоего́»; «если б и не отец мне был, ...если бы муж мой и не был мне ми́л»; «пропадай, сын мо́й!.. отец тво́й»; иногда рифмы или повторы образуют явные строфы:

«СМ» можно перекладывать в короткие строчки, внимая паузам и пульсации ритма; пульсация создает строение образов, подобное пляске серебряных месячных змей (вместо месяца); струение дробит образы, их вытягивая в условные линии, завитые риторикой и гонимые пульсом; они — в становлении; они — не готовы: котлы кипят; и кушанье варится; оно подается на стол в «Рев» и «МД».

Невыготовленность сюжета первой фазы — не недостаток: недоговоренность, условность, фантастика — показывают, что тенденция эмбриональна пока; выяви ее насильственно Гоголь, она оказалась бы ненатуральной; но она — есть: в лирическом искании ее Гоголем: в своей душе; он как будто прислушивается; и как будто с собой говорит: «Я понять тебя хочу; темный твой язык учу»; тема Гоголем недооформлена в «СМ» в том смысле, что еще не ясно зрима, но уже звучна: ясно слышима; в «СМ» Гоголь нашел удивительную форму для передачи читателю неготовости в нем сюжетной тенденции, как бы приглашая его искать вместе, и для этого заражая его внятно слышимым ритмом, в котором таится она.

Отсюда обилие аллитераций: «белое, ...» (бл-б-бл-вл); «бледно алеют ... сквозь белопрозрачное небо» (бле-але-бел-еб); «идет народ с работы» (дет-ар-од-ра-от); «блеснул на небе серебряный серп»: 1) ле-ере-ер; 2) бр-рп; 3) ср-ср; 4) ну-на-не-ны и т. д.

Аллитерирует вся звуковая ткань.

«шу́т, гре-ми́т к-онец К-иева» (мит-мит-к-к); вторая: «ес-аул Горо-б-ец пр-азднует св-адьбу свс-ына»; «ес-ец» рифмуют с кон-ец: кон-ец — Гороб-ец; кроме того 1) рб-пр (-роб-ец пр«в старину» (вст) дважды аллитерирует: а) «вс» с предыдущим «св-адьбу св-оего с-ына»; б) ст — с последним словом третьей: «Много наехало людей к есаулу в » («го» слова «гости» аллитерирует с Го-робец); к группе «ст» («го-сти», «в ст») тотчас присоединяется из последующего: «пое-сть», «повесели-ться» (ст-тьс); это «с» переходит в «ш», «щ»: «хоро-ш-енько по-есть, е-ще лу-чш» и т. д.; кроме того: лю-лу-лю-ли-лу-лю-ли-лу-лю-ли-ли («лю-дей», «есау-лу», «лю-би-ли», «лу-чше», «лю-би-ли» и т. д.); далее: «при-ехал... запорожец... прямо... с Перешляя Поля» (пр-пр-пр-п-р-п-л); к «к» и «р» присоединяется рифма «по»: «по-есть», «по-пить», «по», за-по-рожец... «с по-пой-ки с... попо» и т. д.; группа пр (бр) (пр-иехал, пр-ямо) продолжает себя и в следующей фразе: «пр-иехал бр-ат-уль-б-аш... с... бере-га Дне-пр-а, где пр-омеж...» (пр-бр-бр-бр-пр-пр); кроме того: ру-ру (Бу-ру-льбаш... с д-ру-гого»); группы «ру», скликаясь с «дру» и «рг» («бе-рег»), сложнейше синтезированы звуками слова «хутор» в следующей фразе: «черным, как-ат бров-ям и исподнице из го-лубо-го полу-табенеку» (бр-бр-лубо-полу); кроме того: «и исподн-иц-е из» (ис-иц-из); я опускаю в этих фразах ряд еще более тонких и не поддающихся учету звуковых переливов; далее: ста-рый о-тец два- ве-сти» (1) ст-тц-дц-ть-з-ст, 2) ста-два-дца, 3) тец-ез-вест); все — звуковой перелив.

— довольно!

Вся ткань — инкрустация звукового блеска, складывающая повторы; тенденция ритма переходит в тенденцию звукописи; последняя рождает повтор, параллелизм и рефрен, пестрящие текст орнаментальными пятнами; хотя бы: первая и последняя фразы первого отрывка — склик тех же рифм; первая — «шу-мит, гре-мит Киева»; последняя: «и ле-жит и хра-пит на весь Киев»; внутри отрывка — орнамент повторов: «В старину любили (a) хорошенько (b) поесть (c), еще (d) лучше (b) любили (a) попить (c) а еще (d) лучше (b) любили (a) повеселиться»; формула повтора: abc-d-bac-d-bac; далее: «приехал (f)... ... с Перешляя Поля (h), где поил (i) семь (m) дней (n) и семь (m) ночей (n)»: fgh-i-mn-mn; далее: «приехал (f) и Данило Бурульбаш (g) с другого берега Днепра (h), где (i)» и т. д.: fgh-i. Далее: «Дивились (p)...; но еще (d) больше (b) дивились (p)..., что не приехал (f) » и т. д.: p-db-p-f; «там все (r) не так (s): и люди (r) не те (s), и церквей (r)...нет (s)... » (f): rs-rs-rs-f.

Опрощая схемою сеть этих повторов, имеем:

abc-d-bac-d-bac
fgh-i-mn-mn
fgh-i

rs-rs-rs-f

В отрывке четвертой главы, посвященном повторам, я приведу примеры многообразия этой слоговой формы у Гоголя; вся «СМ» — орнамент повторов; приводить их не стоит; текстовые абзацы, как выщербленные барельефы из них.

Примечания

²²«Творчество Гоголя», стр. 51. 1928 г.