О СРЕДНИХ ВЕКАХ.
ПЕРВАЯ РЕДАКЦИЯ НАЧАЛА СТАТЬИ
Средние веки составляют самое интересное время истории мира, интересное потому, что никогда народы не действовали так энергически и никогда не было такой пестроты происшествий, как в то время, потому что эта часть истории гораздо меньш<е> других обработываема, о ней меньше прилагали старания, нежели о прочих, к ней слишком уже безотчет<но> часто прилагали имя варварских и, основываясь на этом имени <?>, почитали не слишком важным глубоко исследовать эти времена. Ныне, когда почти инстинктом или электричеством все проникнулись мыслью глядеть на вещь не просто в настоящем ее виде, но выпытать все отдаленные причины ее бытия и дознаться < ... > Ныне гораздо более сделали [покушений] исследовать и представить многие явлен<ия> средних веков, и хотя нет еще ни одного полного удовлетворения истории всего средне<векового> време<ни>, но по крайней мере многие отдельные части ее обработаны с большим старанием. И потому Вы можете видеть, что нам уже потому будет интереснее заниматься этими века<ми>, что мы можем принесть и с своей стороны <пользу>, сделав новые открытия или яснее постигнув многие происшествия, может быть не совсем доселе объясненные.
<ю> величественную катастрофу. В них умирающий древний мир и беспорядочные стихии нов<ого>, вся их связь, всё их влияние, производимое < ... > Всё, что ни случилось впереди, заключается в этих темных веках, в них фундамент и зародыш всех элементов, развивавших<ся> в нынешние времена. Всё, что ни представляет нам новая исто<рия>, всё, что ни происходило в новые времена с такою часто стройностью и обдуманностью — всё получило начало в средние веки. Там зрело, воспитывалось, колебалось, утверждалось почти в ее современной неизвестности, почти в глуши, как воспитание юноши в закрытом от света убежище наук. Тут дряхл<ые> стихии старого мира тянутся как жилы среди еще неопределенного, не получившего ни образа, ни границ, ни определенного хода. Всё, что отзывается борьбой, уже имеет всегда достаточно самой <?> сильной занимательно<сти>. Тут происшествия по воле сами<х> собы<тий> разгораются, вступают в бой. Напрасно среднюю историю часто почитают сухою. Это случилось оттого, что на нее часто глядели как на толпу происшествий истории разнородной, как на кучу самых раздробленных и бессмысленных явле<ний>, которые не проникнуты одно<ю> какою-нибудь мыслью или <?> нитью, сообщившею бы ей целость и связь. Но это показывает, что еще вникали в смысл, не предавши<сь> при разборе фактов глубоким обдумываниям каждого происшествия. Да, это необходимо в истории. Не пропускайте ни одно<го> происшествия, ни одного факта, ни одного явления <без того>, что<бы> не размыслить о нем долго, что<бы> не рассмотреть со всех сторон. Помните, что мы потомки, мы судьи минувш<его>, но мы должны быть также беспристрастны, также мудры, как судьи, но должн<ы> соображать произносить свои решения, не предаваться мгновенно сверкнувшей мысли, но строго взвесить ее. От нас зависит также судьба и не одного человека, но целых поколений. <Помните>, что легкомысленным решением мы уже производили преступление, потому что слово, сказанное миру, то же, что и дело. И потому-то по внимательному рассмотрению его увидим, что самое начало средней истории, представляющее по виду кучу происшествий, совершенно отдельных одно от другого, тайно проникнуты одною, но могущественною связью, невидимо выростающею силою папы. Она не заметна вначале, она кроется и затемняется рядом варварских < ... > При остром взгляде уже видно с зарею <?> качало < ... > И наконец, увидевши простор, вырывается вдруг как пламя из Везувия.