Официальное письмо Олсуфьеву В. Д., конец августа - сентябрь 1850 г.

<Конец августа — сентябрь 1850. Васильевка.>

Я долго колебался и размышлял, имею ли право осмелиться беспокоить государя наследника просьбою. Наконец подумал так: я занимаюсь сочинением, которое касается близкой сердцу его России. Если сочинение мое пробудит в русских любовь ко всему тому, что составляет ее святыню, и с тем вместе поселит в нем охоту к занятиям и трудам, более прочих свойственным нашей земле, то это с моей стороны есть уже тоже некоторый род службы, полезной отечеству. Сочинение мое «Мертвые души» долженствует обнять природу русского человека во всех ее силах. Из этого сочинения вышла в свет одна только часть, содержащая в себе осмеянье всего того, что несвойственно нашей великой природе, что ее унизило; вторая же часть, где русский человек является уже не пошлой своей стороной, но всей глубиной своей природы, со всем величием своего характера, не могла быть так скоро оконченной. Много нужно было обдумать и созреть самому. Теперь часть дела уже сделана. Но я устал, утомился, и здоровье мое, которым было запасся в Италии, вновь ослабело, и, что всего хуже, суровость климата отнимает у моей головы способность работать в зимнее время; две зимы пропали здесь даром. Чувствую, что для оживленья труда моего и окончанья нужно большее сближенье с Россией и временное отдаленье от нее. 

Если бы в продолжение трех лет была у меня возможность совершать в летние месяцы путешествие по России, а на три зимние месяца удаляться невдали от нее или на острова Греции или где-нибудь на Востоке затем, чтобы поработать в тишине, — сочиненье мое было бы кончено не к бесславью Русской земли. Ибо нет у меня другой мысли: этим живу, этим дышу, молюсь богу только об этом. Но как добыть на это средства? Доходов и жалованья я не получаю ниоткуда. Пенсион, пожалованный мне великодушным государем во время пребыванья моего в Италии для излеченья, прекратился с возвратом моим в Россию. Три года я здесь перебивался кое-как в надежде, что, когда окончу сочиненье, тогда сбыт его вознаградит меня достаточно. Но жестокие две зимы отняли у головы моей производительность, а у воображенья крылья.

и казенной подорожной, обезопасившей бы на три года мое путешествие по России.

Печатается по копии рукой Шевырева (ПБЛ).

Впервые напечатано: как копия «прошения Н. В. Гоголя на высочайшее имя» — в «Русской Мысли» 1896, № 5, стр. 175—176; как копия «прошения на имя наследника» — в «Письмах», IV, стр. 339—340. Между тем о наследнике здесь говорится в третьем лице, следовательно, письмо не могло быть адресовано ему. Это, конечно, то самое письмо к В. Д. Олсуфьеву, которое советовали Гоголю написать Смирнова и А. К. Толстой, как сопроводительное к письму наследнику (см. «Русская Старина» 1890, № 12, стр. 655). Очевидно, кроме проекта письма наследнику, А. К. Толстой составил (опять-таки на основе текста большого письма Гоголя к министрам и А. Ф. Орлову) и проект письма к Олсуфьеву, тем более, что сам Гоголь в письме к Смирновой от 20 августа <1850> сообщает о получении от нее официальных писем Как и письмо наследнику, оно не было послано по назначению.

, Василий Дмитриевич (1796—1858) — с 1856 г. граф, состоял при дворе наследника, был в дружеских отношениях с Жуковским, Хомяковым, Погодиным и другими писателями и учеными.