Глава XV.
Въ заключенiе нашего обзора литературы, вызванной первымъ томомъ „Мертвыхъ Душъ“, приведемъ любопытный, впрочемъ значительно позднейшiй, отзывъ о немъ Н. Я. Данилевскаго): „Чтобы найти произведенiе, которое могло бы стать наряду съ „Мертвыми Душами“, должно подняться до „Донъ-Кихота“. Внешнею целью Гоголя было представить въ комическомъ виде злоупотребленiя и плутовство чиновничества губернскаго мiра и грубость помещичьяго быта, также точно, какъ внешнею целью Сервантеса — осмеять странствующее рыцарство. Но у обоихъ художниковъ глубина ихъ поэтической концепцiи захватила несравненно дальше ихъ прямой, непосредственной цели, по всемъ вероятiямъ совершенно безсознательно для нихъ самихъ. Донъ-Кихотъ вышелъ живымъ олицетворенiемъ до героизма возвышающихся благороднейшихъ душевныхъ качествъ, которымъ недостаетъ поприща для плодотворной, нормальной деятельности, по причине бедности содержанiя испанской жизни. Еще векъ тому назадъ испанскiй героизмъ могъ проявляться въ блистательной деятельности конквистадоровъ; во времена же Сервантеса испанскому герою не было практическаго выхода, ему оставалась только область фантазiи. И нашъ Чичиковъ есть своего рода герой, но — сообразно привитому намъ характеромъ века воззренiю — герой практической жизни, умный, твердый, изворотливый, не унывающiй Улиссъ своего рода, только съ другой стороны, лишенный всякой идеальности стремленiй, — ибо откуда имъ взяться въ жизни, отрешенной отъ своихъ началъ и однакоже не усвоившей чужихъ — такъ что последнее невозможность, — съ другой же, не могущiй направить своей деятельности на что-либо, действительно практически полезное, также по бедности содержанiя русской жизни, по ея узкости, стесненности, недостатку простора. Людямъ съ практическимъ складомъ ума приходилось обращаться къ целямъ, чисто личнымъ, грубо-эгоистическимъ, къ хитросплетенiямъ плутовства, и притомъ плутовства, имеющаго связь и соотношенiе съ учрежденiями государственными, которыя проникали собою всю русскую жизнь. Если характеръ героя русской трагикомической поэмы не привлекаетъ человеческiя чувства, какъ герой испанскiй, то зато мы лучше понимаемъ критику извращенiя его природы общественной средою, тогда какъ сумасбродства Донъ-Кихота представляются лишь случайнымъ результатомъ его болезненной фантазiи, разгоряченной чтенiемъ нелепыхъ романовъ. Сообразно этому, вся обстановка „Мертвыхъ Душъ“ несравненно выше обстановки „Донъ-Кихота“, въ которомъ всего только есть, что два характера — ламанческаго героя и его наперсника Санхо“.
Этой выдержкой, любопытной сравненiемъ „Мертвыхъ Душъ“ съ великимъ произведенiемъ испанской литературы, мысль о которомъ носилась какъ у изобретателя сюжета поэмы, такъ и у творца ея, закончимъ обзоръ литературы, вызванной преимущественно еще самымъ появленiемъ въ светъ перваго тома, и возвратимся къ изложенiю дальнейшихъ фактовъ бiографiи.