Шенрок В. И.: Материалы для биографии Гоголя (старая орфография)
Н. В. Гоголь. Последние годы жизни. 1842 - 1852 гг.
Глава CXV

Глава CXV.

Все разнообразные толки и впечатленiя, полученные и пережитые въ продолженiе грознаго 1847 г., Гоголь переработалъ неоднократно въ душе своей и передалъ результатъ этой работы въ известномъ письме къ Жуковскому объ искусстве и „Авторской Исповеди“. Мысль о последней была высказана имъ въ письме къ Плетневу отъ 10 iюня. Объ этихъ произведенiяхъ мы уже говорили и раньше; теперь отметимъ только следы мненiй, высказанныхъ разными лицами въ печатныхъ статьяхъ и частныхъ письмахъ о „Переписке съ друзьями“ и повторенныхъ въ сокращенiи въ „Авторской Исповеди“.

Въ первыхъ строкахъ „Авторской Исповеди“ повторяется мненiе Гоголя, что „предметомъ толковъ и критикъ стала не книга, а авторъ“. Сходную мысль нередко высказывалъ раньше Гоголь, какъ мы видели уже изъ письма А. О. Россета. Несколько далее все толки подводятся подъ три главныя категорiи: „первое мненiе, что эта книга есть произведенiе неслыханной гордости человека“ — мненiе Иннокентiя, Белинскаго и Аксакова; — что книга эта есть творенiе добраго, но впавшаго въ — что книга есть произведенiе христiанина, глядящаго съ верной точки на вещи“ (мненiе Плетнева, Ишимовой, Смирновой, Вигеля).

„Меня изумило, когда люди умные стали делать придирки къ словамъ“, целый отделъ относится къ мненiямъ Белинскаго. Для того, чтобы убедиться въ томъ, следуетъ сравнить следующiя слова: „Изъ двухъ-трехъ словъ, сказанныхъ такому помещику, у котораго все крестьяне-земледельцы, озабоченные круглый годъ работой, вывести заключенiе, что я воюю противъ просвещенiя народнаго“ и проч. съ целымъ отрывкомъ письма къ Белинскому, напечатаннаго въ изданiи писемъ Гоголя Кулиша и начинающагося такъ: „Слова мои о грамотности вы приняли въ буквальномъ тесномъ смысле“ и проч.. Вероятно, Белинскаго же имелъ въ виду Гоголь, когда говорилъ далее: „Я очень помню и совсемъ не позабылъ, что по поводу небольшихъ моихъ достоинствъ явились у насъ очень замечательныя критики“. Также по адресу Белинскаго было сказано: „Странно делать выводъ, будто я отвергаю потребность просвещенiя европейскаго“, хотя въ первоначальномъ ответе на письмо Белинскаго положенiе это отчасти оспаривается. Окончивъ разборъ мненiй Белинскаго, Гоголь причисляетъ его къ числу людей умныхъ, но одностороннихъ, высказывая на него совершенно тотъ же взглядъ, который былъ прямее и откровеннее высказанъ въ письме къ гр. А. П. Толстому. Къ Белинскому же относятся и слова: „Словомъ, въ этой решительности, съ какой былъ произнесенъ этотъ приговоръ, мне показалась большая собственная самоуверенность судившаго“. Отрицанiе молвы объ отреченiи Гоголя отъ литературы направлено прежде всего противъ мненiя С. Т. Аксакова и также весьма многихъ другихъ. Далее слова: „въ ответъ темъ, которые попрекаютъ мне, зачемъ я выставилъ свою внутреннюю клеть, могу сказать то, что все-таки я еще не монахъ, а писатель“ заключаютъ въ себе краткое резюме ответа Гоголя преосв. Иннокентiю, какъ въ этомъ особенно можно убедиться, кроме всего содержанiя письма, особенно изъ словъ: „внутреннюю клеть свою я вовсе выставляю не для того, чтобы себя выставлять, но думалъ, что это послужитъ въ добро темъ, которые, подобно мне, не получивши надлежащаго воспитанiя въ юности и въ школе, спохватились потомъ“ и проч.. Далее слова: „Я питалъ втайне надежду, что чтенье „Мертвыхъ Душъ“ наведетъ некоторыхъ на мысль писать свои собственныя записки. Я думалъ, что тотъ, кто уже находится на склоне дней своихъ“ и проч., напоминаютъ намъ веденiе по совету или съ одобренiя Гоголя записокъ Щепкина и Аксакова. Мысли объ отреченiи отъ литературы въ случае неуменiя воспользоваться своимъ даромъ на благо ближняго и оправданiе собственной прошедшей литературной деятельности, какъ мы знаемъ, внушены перепиской съ о. Матвеемъ, какъ и доводы въ пользу того, что Богъ не могъ бы допустить, чтобы книга Гоголя принесла вредъ. Оправданiе своего стремленiя въ Палестину Гоголь высказывалъ и раньше, и прежде всего С. Т. Аксакову. Слова: „знаю, что наипрезреннейшiй изъ насъ можетъ завтра же сделаться лучше всехъ насъ и его молитва будетъ ближе къ Богу“, представляютъ возраженiе на противоположное мненiе Жуковскаго, — что напрасно просить молиться о себе людей, не верящихъ въ молитву.

„Авторской Исповеди“ замечанiе: „учить общество въ томъ смысле, какъ некоторые мне приписали, я вовсе не думалъ“, намекаетъ на письмо Львова, при чемъ далее находимъ прямое возраженiе на слова последняго: „разве легко дается кафедра?“ Гоголь такъ отвечаетъ на этотъ вопросъ въ „Авторской Исповеди“: „Я не всходилъ съ моей книгой на кафедру, требуя, чтобы все по ней учились. Я пришелъ къ своимъ собратьямъ, соученикамъ, какъ равный имъ соученикъ“. Следующiй отделъ, начиная отъ словъ: „что̀ касается до мненiя, будто книга моя должна произвести вредъ“ и проч. весь относится, какъ мы упомянулъи выше, къ переписке съ о. Матвеемъ и представляетъ развитiе однехъ и техъ же мыслей. Ср. особенно: „во всякомъ случае после книги моей читатель обратится къ церкви, а въ церкви встретитъ и учителей церкви и онъ оставитъ мою книгу, какъ ученикъ бросаетъ склады, когда выучится читать по верхамъ“; въ письме къ о. Матвею: „въ церкви они найдутъ лучшихъ учителей. Достаточно, что занесли уже ногу на порогъ дверей ея. О книге моей они позабудутъ, какъ позабываетъ о складахъ ученикъ, выучившiйся читать по верхамъ“. Слова о чрезмерномъ доверiи критиковъ къ своему мненiю въ заключенiи статьи следуетъ сравнить съ мненiемъ, высказаннымъ Данилевскому въ письме отъ 20 iюня 1843 г. и Аксакову въ письме отъ 6 марта 1847 г.. Наконецъ выраженiе: „Я думалъ, что въ книге моей скорее зерно примиренiя, а не раздора“ встречается также и въ письме къ Белинскому.

„Я увидалъ, что со смехомъ нужно быть очень осторожнымъ, что стоитъ только тому, кто поостроумнее, посмеяться надъ одной стороной дела, какъ уже въ следъ за нимъ тотъ, кто потупей и поглупей, будетъ смеяться надъ всеми сторонами дела“ есть некоторое соответствiе съ отрывкомъ письма (уничтоженнаго и потомъ собраннаго Кулишомъ по кускамъ) къ Белинскому: „Нигде у меня не было насмешки надъ темъ, что̀ составляетъ основанiе русскаго характера и его великiя силы. Насмешка была только надъ мелочью, несвойственной его характеру“.

„Если бы и съ Карамзинымъ случилась эта внутренняя исторiя во время его писательства, онъ бы такъ же ее выразилъ“ и въ письме къ Плетневу: „Мне нужно знать душу, ея “ и проч. Есть также некоторое сходство въ следующихъ словахъ „Авторской Исповеди“: „все, что̀ ни есть въ душе, ударилось ярче всемъ въ глаза, какъ въ человеке, получившемъ на долю больше способностей сравнительно съ другимъ человекомъ“, и въ письме къ Шевыреву отъ 12 декабря 1847 г., где Гоголь называетъ себя „оригинальнымъ уже вследствiе оригинальныхъ даровъ и способностей, ему данныхъ“. Наконецъ заключительныя строки „Авторской Исповеди“ имеютъ въ виду преимущественно благодушную и добрейшую старушку Н. Н. Шереметеву.