Шенрок В. И.: Материалы для биографии Гоголя (старая орфография)
Пять лет жизни за-границей. 1836 - 1841 гг.
II. Заграничная жизнь Гоголя в 1836 - 1839 годах. Глава VI

VI.

Поездка въ Парижъ произвела неожиданный переворотъ въ путешествiи Гоголя: до сихъ поръ онъ все еще былъ по возможности веренъ предначертанному маршруту, и если отклонялся отъ него иногда, то только въ частностяхъ, не теряя изъ виду общаго плана. Совсемъ иначе было теперь: хотя онъ по прежнему собирается при первомъ удобномъ случае осуществить свою мечту пожить въ Италiи, но уже мысль о возвращенiи на родину откладывается на неопределенное время и самое напоминанiе объ этомъ становится для него непрiятнымъ. Выбитый совершенно изъ колеи, Гоголь уже не чувствовалъ себя более проживающимъ временно гостемъ за-границей и, часто переносясь мыслью на родину, не хотелъ въ ней „повторить вечную участь поэтовъ“, особенно когда узналъ о кончине Пушкина. Такъ какъ все эти перемены въ намеренiяхъ во многомъ зависели и отъ денежныхъ условiй, то намъ предстоитъ здесь остановить свое вниманiе отчасти и на этой стороне дела.

Прежде всего следуетъ вспомнить, что изъ Петербурга Гоголь, по его собственнымъ словамъ, „вывезъ только две тысячи“. На эти деньги ему надо было прожить и ездить до октября (1836 г.), после чего онъ надеялся получить отъ Смирдина еще около тысячи рублей, — конечно, за проданные экземпляры его сочиненiй. Наконецъ, Жуковскiй, стараясь по обыкновенiю помочь своему собрату по литературе и въ матерiальномъ отношенiи, хлопоталъ за Гоголя передъ императрицей и просилъ ему денегъ „на дорогу“. Въ январе 1837 г., Гоголь просилъ Прокоповича передать Плетневу, что деньги „получены съ невероятной исправностью“; но были ли это деньги, какiя должны были придти отъ Смирдина или иныя — намъ неизвестно. Въ марте Гоголь снова поручалъ Прокоповичу: „Зайди къ Плетневу и узнай, послалъ ли онъ ко мне деньги, о которыхъ я писалъ къ нему изъ Рима“. Проживая на эти средства и не имея постоянныхъ и вполне обезпеченныхъ рессурсовъ, Гоголь сначала долженъ былъ предоставить дальнейшее направленiе своего пути обстоятельствамъ, и пока могъ только путешествовать, но нигде еще не располагался жить надолго. Напротивъ, по мере того, какъ открывались новые источники доходовъ, онъ получалъ возможность, согласно желанiю, какъ можно более продлить свое пребыванiе за-границей, такъ какъ еще въ начале его онъ писалъ Жуковскому, что будетъ „терпеть недостатокъ и бедность, но ни за что на свете не возвратится скоро“.

Въ одномъ изъ писемъ къ матери, написанномъ вскоре по прiезде въ Парижъ, въ ответъ на ея безпокойство о немъ, Гоголь сообщалъ, что, „еще не выезжая изъ Петербурга, уже такъ устроилъ, что въ какомъ городе ни былъ, банкиръ, живущiй въ немъ, по первому востребованiю, выдастъ сумму, какую онъ, Гоголь, захочетъ“. Кроме того“ — продолжаетъ Гоголь, — „одного слова, написаннаго въ Петербургъ, достаточно, чтобы выслали мне требуемую сумму“. Эти слова, безъ сомненiя, представляютъ дело въ несколько преувеличенномъ виде и притомъ были сказаны въ минуту раздраженiя, всегда овладевавшаго Гоголемъ при малейшемъ неосторожномъ намеке на оскорбительное для его самолюбiя опасенiе за его безпомощность. Сильная досада звучитъ особенно въ колкомъ намеке на собственную непрактичность матери: „Неужели вы думаете, что я похожъ на некоторыхъ нашихъ помещиковъ, которые думаютъ только о томъ, какъ бы теперь прожить, а о будущемъ и не помышляютъ, и говорятъ: „авось Богъ милосердый поможетъ какъ-нибудь выпутаться“. Между темъ запутываются более и более въ долги. Я знаю очень хорошо пословицу: „Береженаго и Богъ бережетъ“, и потому никогда не полагаюсь на чудеса и чрезвычайные случаи“. Черезъ несколько строкъ этотъ язвительный намекъ уже разъясняется прямо: „Итакъ, вы видите, что обо мне нечего вамъ безпокоиться. Какъ бы то ни было, “.

деньги Гоголю (въ томъ числе между прочимъ и съ Смирдинымъ) является Плетневъ. Переписка при всей отрывочности и неполноте сохранила намъ явные следы уже тогда начавшихся попеченiй о Гоголе его друзей. Такъ, поручая однажды Прокоповичу узнать, посланы ли ему деньги Плетневымъ, Гоголь прибавлялъ еще: „Если посланы, — то когда и на имя какого банкира оне адресованы, Я въ нихъ нуждаюсь“. Все это говорилось уже въ совершенно спокойномъ и уверенномъ тоне, какъ бы мимоходомъ, въ середине письма. Спрашивается: откуда и какъ разсчитывалъ Гоголь получать средства для дальнейшаго проживанiя за-границей? Подарки отъ царской фамилiи не могли быть настолько часты и неистощимы, чтобы на нихъ можно было всегда такъ смело разсчитывать, какъ это видимъ у Гоголя въ приведенномъ письме. Очевидно, у него бывали и другiе источники, и въ томъ числе обширный кредитъ у знакомыхъ; такъ намъ известно, что у него были долги въ Петербурге, которые были большею частью уплачены, но не все сразу („съ петербургскими моими долгами я кое-какъ распорядился: иные выплатилъ изъ моей суммы, другiе готовы подождать“. По словамъ княжны В. Н. Репниной, когда Гоголь получилъ известiе о болезни Данилевскаго въ Париже уже въ 1837 г., то онъ занялъ денегъ у нея и у зятя ея Кривцова, которыя вскоре возвратилъ. Въ октябре 1836 г. Гоголь благодарилъ Жуковскаго за испрошенное имъ вспоможенiе у государя. Опять мы не имеемъ данныхъ для решенiя вопроса о томъ, не были ли это те самыя деньги, которыя Гоголь ожидалъ получить отъ императрицы; последнее вероятнее, потому что иначе Гоголь благодарилъ бы за нихъ отдельно. Но съ другой стороны мы находимъ ясное указанiе на то, что это была уже не первая милость Гоголю отъ царской фамилiи, такъ какъ онъ самъ говоритъ объ императоре Николае, что, „какъ некiй Богъ, онъ сыплетъ полною рукою благодеянiя и не желаетъ слышать нашихъ благодарностей“. Въ iюле 1837 г. Гоголь ожидалъ денегъ за поднесенiе государыне экземпляра „Ревизора“, говоря, что Жуковскiй передъ отъездомъ обещалъ объ этомъ позаботиться. Наконецъ, въ апреле 1839 г. Гоголь написалъ Жуковскому: „Дайте мне спасительный советъ, что̀ я долженъ сделать для того, чтобы протянуть на свете свою жизнь, до техъ поръ, покаместъ сделаю сколько-нибудь изъ того, что̀ мне нужно сделать“. Указывая все эти данныя, мы должны, однако, въ интересахъ справедливости заявить, что ни въ какомъ случае не можемъ взять на себя смелость сделать изъ нихъ какое-либо заключенiе, невыгодное для памяти покойнаго писателя, потому что, во-первыхъ, частные долги, насколько известно, были имъ выплачиваемы, а царскiя милости, по понятiямъ его времени и среды, хотя и принимаемыя слишкомъ часто, нисколько или почти совсемъ не отягощали его совести. Въ этомъ последнемъ отношенiи притомъ едва ли и теперь многiе щекотливы, и упрекъ, сделанный впоследствiи Белинскимъ Гоголю, могъ бы въ равной силе быть обращенъ на весьма многихъ лицъ, покровительствуемыхъ Жуковскимъ, и притомъ часто на лицъ, также принадлежащихъ литературному мiру, но только вследствiе случайнаго повода всею тяжестью палъ на Гоголя. Трудно впрочемъ проследить вполне, какъ неожиданное полученiе денегъ откуда бы то ни было могло иметь влiянiе на перемену решенiй Гоголя (особенно принимая въ соображенiе, что часто они вели съ Данилевскимъ общiе товарищескiе счеты, недоступные даже и тогда постороннему контролю). Но что влiянiе это было — не подлежитъ сомненiю.

Раздел сайта: