Шенрок В. И.: Материалы для биографии Гоголя (старая орфография)
Пять лет жизни за-границей. 1836 - 1841 гг.
I. Постановка на сцену "Ревизора" и отъезд Гоголя за-границу. Глава XIV

XIV.

Собираясь въ отъездъ, Гоголь начерталъ себе следующiй приблизительный маршрутъ: миновавъ несколько германскихъ городовъ, уже знакомыхъ ему по первой заграничной поездке, онъ предполагалъ подольше пробыть въ Ахене, где хотелъ сделать продолжительную остановку, чтобы осмотреть его древности и заняться необходимымъ для дальнейшаго путешествiя изученiемъ иностранныхъ языковъ. Потомъ онъ думалъ побывать въ Кёльне, прокатиться по Рейну и провести некоторое время на водахъ для леченiя давно тревожившихъ его геморроидальныхъ припадковъ; затемъ ему предстояло пожить въ Швейцарiи и Италiи и, наконецъ, возвратиться сухимъ путемъ черезъ Москву и Малороссiю. На все путешествiе предполагалось посвятить около полутора года. Впрочемъ, такъ Гоголь определялъ срокъ своего возвращенiя матери и Погодину, по всей вероятности, скрывая свой тайный замыселъ прожить какъ можно дольше за-границей, какъ объ этомъ онъ писалъ вскоре Жуковскому, говоря ему: „Знаю, что мне много встретится непрiятнаго, что я буду терпеть и недостатокъ, и бедность, но ни за что на свете не возвращусь скоро. Долее, какъ можно долее, буду въ чужой земле“. Такъ какъ эти строки были написаны въ первомъ месяце путешествiя, въ письме, отправленномъ изъ перваго города, въ которомъ Гоголь остановился не надолго отдохнуть отъ впечатленiй, то гораздо основательнее предположить, что здесь мы имеемъ дело вовсе не съ переменой решенiя, происшедшей уже во время дороги, но что, напротивъ, Гоголь имелъ раньше причины скрывать отъ некоторыхъ корреспондентовъ свои настоящiя намеренiя. Совершенно понятно побужденiе Гоголя польстить ложной надеждой горячо любящей матери, которой всегда хотелось иметь его поближе къ себе; ему уже приходилось не въ первый разъ употреблять этотъ прiемъ. Относительно Погодина могли быть другiя соображенiя; отклоняя убедительное приглашенiе передъ отъездомъ прiехать въ Москву, Гоголь находилъ, вероятно, неудобнымъ въ то же время сообщить о своемъ плане надолго оставить родину, темъ более, что ему было, можетъ-быть, уже известно крайнее несочувствiе Погодина къ абсентеизму. Вообще первыя строки письма къ Погодину отъ 15 мая 1836 г., по соображенiю ихъ съ другими источниками, оказываются явно неискренними: Гоголь давалъ обещанiя единственно съ целью успокоить прiятеля и вовсе не думая ихъ исполнить. Вотъ эти строки: „Я получилъ письмо твое. Приглашенiе твое убедительно, но никакимъ образомъ не могу: нужно захватить время пользованiя на водахъ“. Для прiезда въ Москву не нужно было много времени, и притомъ Гоголь, какъ увидимъ, не только не пропустилъ срока, но успелъ собраться гораздо раньше, нежели сначала назначилъ себе. „Лучше пусть прiеду къ вамъ въ Москву обновленный и освеженный. Прiехавши, я проживу съ тобою долго, потому что не имею никакихъ должностныхъ узъ и не намеренъ жить постоянно въ Петербурге“. Последнiя слова могли быть сказаны преимущественно въ разсчете на возможное возвращенiе на родину раньше желаемаго срока. Принимая въ соображенiе все сказанное, мы можемъ дать веру упомянутому выше проекту Гоголя, сообщенному имъ почти въ одинаковыхъ выраженiяхъ матери и Погодину, почти во всемъ его объеме, исключая, однако, его обещанiя вернуться черезъ полтора года въ Россiю. Погодина онъ теперь охотнее желалъ бы, вместо несостоявшейся встречи въ Москве, склонить для будущаго свиданiя на поездку въ Италiю, куда тотъ также собирался прiехать.

Оставляемъ далее въ стороне разсказъ А. О. Смирновой о томъ, какой планъ путешествiя по Италiи рекомендовалъ Гоголю ея мужъ. Гораздо больше значенiя имеютъ дальнейшiя подробности, что „въ Риме Гоголь увидитъ Жиро, драматурга, съ которымъ Николай знакомъ. Пушкинъ дастъ хохлу письмо къ княгине Зинаиде Волконской. Репнины также снабдятъ его письмами“. „Мой мужъ“ — говоритъ дальше А. О. Смирнова — „часто видалъ княгиню Зинаиду, которая хорошо знала его мать, онъ тоже будетъ рекомендовать ей Гоголя, который получилъ и письмо къ директору нашей академiи, а также въ нашу миссiю. Въ Неаполе Николай будетъ его рекомендовать нашей миссiи и археологамъ, изъ коихъ одинъ другъ сэра Вильяма Пелль, который указалъ англiйскому правительству на эллинскiе мраморы, сказавъ, что ихъ должно спасти отъ разрушенiя“.

Въ такихъ общихъ чертахъ сталъ обозначаться планъ поездки тотчасъ после того, какъ съ освобожденiемъ отъ профессуры и хлопотъ по постановке „Ревизора“ стали вообще возможны для Гоголя более определенныя предположенiя. Несмотря на то, что планъ составился чрезвычайно быстро, Гоголь, какъ увидимъ, долго оставался веренъ ему почти во всехъ подробностяхъ, пока его путешествiе не обратилось незаметно въ постоянное, безсрочное пребыванiе въ чужихъ краяхъ. Но его отношенiя къ предпринятой поездке еще ранее успели перейти все обычныя фазы измененiй, отъ предварительнаго восторженнаго энтузiазма до утомленiя и равнодушiя, которыя, спустя некоторое время, должны были уступить снова место пылкимъ увлеченiямъ. Мы знаемъ, что еще передъ выездомъ изъ Россiи Гоголь испытывалъ самыя разнородныя побужденiя, одинаково приводившiя его къ задуманному решенiю. Онъ указываетъ три главныя цели своей поездки: леченiе, разсеянiе и приготовленiе къ будущiмъ трудамъ. Между темъ онъ еще не отдавалъ себе самъ вполне яснаго отчета въ сравнительной настоятельности каждаго изъ указанныхъ соображенiй, такъ какъ въ отдельности все они были указаны имъ правдиво, но ни одно не имело решающаго значенiя. Въ самомъ деле, геморроиды мучили его не только въ последнее время его петербургской жизни, но начали сильно заявлять о себе еще во время поездки въ Малороссiю летомъ 1835 г., когда, подъ влiянiемъ ихъ, Гоголь не зналъ, куда деваться отъ тоски, и напрасно искалъ развлеченiй. По поводу своихъ плановъ насчетъ леченья Гоголь только вскользь говоритъ матери о своемъ намеренiи побывать на водахъ; также Погодину („Лето буду на водахъ, августъ месяцъ на Рейне“) и, наконецъ, Жуковскому. Потомъ онъ былъ правда на водахъ въ Баденъ-Бадене, но лечился неправильно. Напротивъ, выехавъ заграницу, Гоголь совершенно, кажется, забылъ о нихъ и, явно противореча себе, сообщалъ матери и сестрамъ, что не намеренъ долго оставаться въ Ахене, ибо чувствуетъ себя выездомъ изъ Петербурга онъ, повидимому, по рекомендацiи и совету Жуковскаго, пишетъ письмо знаменитому берлинскому доктору Коппу, описывая ему свои недуги, и проситъ адресовать ответъ въ Ахенъ, первое место более продолжительной остановки; но въ Ахене Гоголь остался недолго и ответа Коппа, вероятно, получить не успелъ. Правда, Гоголь писалъ впоследствiи, что онъ много поправился во время самой дороги и почувствовалъ серьезное облегченiе, и это можетъ служить объясненiемъ изменчивости его намеренiй; но въ некоторыхъ письмахъ онъ указывалъ, какъ главную причину путешествiя, нравственныя побужденiя. „Должны быть сильныя причины,“ — писалъ онъ Погодину уже изъ Италiи, — „когда оне меня заставили решиться на то, на что я бы не хотелъ решиться“. Наконецъ, все эти побужденiя, присоединившись къ роковой неудаче „Ревизора“, совпали съ благопрiятной возможностью иметь во время большей части пути такого дорогого спутника, какъ любимаго товарища его детства — Данилевскаго, и особенно съ врожденнымъ инстинктомъ туриста, сказавшимся въ следующихъ заключительныхъ строкахъ статьи „Петербургскiя Записки 1836 года“, едва ли не имеющихъ автобiографическое значенiе: „Петербургъ, во весь апрель месяцъ, кажется, на подлете. Весело презреть сидячую жизнь и постоянство и помышлять о дальней дороге подъ другiя небеса, въ южныя зеленыя рощи, въ страны новаго и свежаго воздуха. Весело тому, у кого въ конце петербургской улицы рисуются подоблачныя горы Кавказа, или озера Швейцарiи, или увенчанная анемономъ и лавромъ Италiя, или прекрасная и въ пустынности своей Грецiя... Но стой, мысль моя: еще съ обеихъ сторонъ около меня громоздятся петербургскiе домы“. Поддаваясь этому инстинкту туриста, Гоголь годъ тому назадъ собрался ехать изъ Петербурга на Кавказъ и въ Крымъ, а въ 1836 г. мечталъ уже о наслажденiяхъ новыми впечатленiями за-границей.

что „насчетъ поездки за-границу еще не решилъ“, но думаетъ, что это предложенiе исполнится въ томъ же году, т. -е. въ 1836. Въ следующемъ затемъ письме, отправленномъ черезъ две недели, онъ высказывалъ уже предположенiе пробыть въ Петербурге никакъ не далее месяца, и не проходитъ съ техъ поръ десяти дней, какъ онъ уже снова шлетъ извещенiе, что „захлопотанъ чрезвычайно, готовясь къ выезду, который имеетъ быть “. Понятно поэтому, что Гоголю, ускоривъ до такой степени отъездъ, въ самомъ деле пришлось торопиться чрезвычайно. Но замечательно, что среди этихъ сборовъ, заботъ и хлопотъ онъ, желая скорее вырваться изъ ненавистнаго душнаго города и тяготясь по обыкновенiю летнимъ опустенiемъ столицы, хотелъ при всемъ томъ выехать не иначе, какъ приготовивъ прощальные подарки всемъ своимъ роднымъ. Это обстоятельство, какъ оно ни кажется маловажнымъ, заслуживаетъ вниманiя, указывая до некоторой степени на исключительное настроенiе, въ которомъ находился Гоголь передъ отъездомъ, можетъ быть предполагая, что судьба не приведетъ его уже вернуться на родину. При известной мнительности Гоголя и при неопределенности его положенiя онъ могъ, действительно, собираясь на многiе годы въ даль, иметь въ виду все возможныя случайности. Если случалось ему и раньше посылать небольшiе подарки кому-нибудь изъ близкихъ родныхъ, то здесь невольно обращаетъ на себя вниманiе какая-то забота не обойти решительно никого изъ нихъ, при чемъ Гоголю пришлось вместе съ прочими затратами употребить столько денегъ, что мать должна была потомъ доплатить за него извозчику, ехавшему съ частью его вещей и съ служившимъ ему въ Петербурге крепостнымъ человекомъ, недоставшiе 130 рублей.

Раздел сайта: