Кулиш П. А.: Записки о жизни Николая Васильевича Гоголя
Глава V

Глава V.

Гоголь поступаетъ на службу и делается домашнимъ наставникомъ. — Характеристическiя черты его въ качестве домашняго наставника. — Первыя статьи, помещенныя въ журналахъ. — Успехъ "Вечеровъ на хуторе". — Переписка съ матерью: просьбы о сообщенiи ему этнографическихъ сведенiй о Малороссiи; — затруднительныя денежныя обстоятельства; — реестръ прихода и расхода; — порядокъ жизни; — занятiя живописью; — взглядъ на свои бедствiя; — "Вечера на хуторе"; — исполненiе некоторыхъ надеждъ.

Это было самое трудное время для нашего поэта. Отецъ его умеръ еще до выхода его изъ Гимназiи; именiе, поддерживаемое деятельностiю опытнаго хозяина, приносило теперь доходъ, едва достаточный для содержанiя вдовы и пяти дочерей его. Гоголь не требовалъ изъ дому денегъ, перебивался въ Петербурге кое-какъ и долженъ былъ, оставя аристократическiя затеи, обратиться къ жизни более положительной. Апреля 1830 г. онъ определился на службу въ Департаментъ Уделовъ и занялъ место помощника столоначальника, — но не прослужилъ здесь и году. Онъ досталъ отъ кого-то рекомендательное письмо къ В. А. Жуковскому, который сдалъ молодого человека на руки П. А. Плетневу, съ просьбою позаботиться о немъ. Плетневъ былъ тогда инспекторомъ Патрiотическаго Института и исходатайствовалъ у Ея Императорскаго Величества для Гоголя въ этомъ заведенiи место старшаго учителя исторiи, которое онъ и занялъ съ 10 марта 1831 года. Чтобъ доставить ему больше средствъ для жизни, Плетневъ ввелъ его наставникомъ детей въ дома П. И. Балабина, Лонгинова и А. В. Васильчикова, къ которымъ поэтъ до конца жизни сохранилъ самыя дружескiя чувства.

Благодаря краткой записке одного изъ его тогдашнихъ учениковъ, М. Н. Лонгинова (цитованной уже на стр. 52), мы знаемъ, каковъ былъ Гоголь въ роле домашняго учителя.

на случайные толки взрослаго человека съ детьми, нежели на то, что они привыкли разуметь подъ именемъ уроковъ.

Маленькiе Лонгиновы думали сперва, что онъ будетъ преподавать имъ русскiй языкъ, но, къ удивленiю ихъ, Гоголь началъ толковать имъ о предметахъ, касающихся естественной исторiи; во второе посещенiе онъ заговорилъ о системахъ горъ, рекъ и проч., а въ третье повелъ речь о всеобщей исторiи.

— Когда же начнемъ мы, Николай Васильевичъ, уроки русскаго языка? спросили его.

Гоголь насмешливо улыбнулся и сказалъ:

— На что вамъ это, господа? Въ русскомъ языке главное дело ставить е и е

Просматривая ихъ, я найду иногда случай заметить вамъ кое что. Выучить писать гладко и увлекательно не можетъ никто. Эта способность дается природой, а не ученьемъ.

После этого классы шли обычной чередой, то есть, одинъ посвящался естественной исторiи, другой географiи, третiй всеобщей исторiи и т. д. Гоголь вводилъ въ свои чтенiя множество смешныхъ анекдотовъ и, сочувствуя веселости детей, хохоталъ съ ними самъ отъ чистаго сердца. Даже такiя историческiя явленiя, какъ, напримеръ, войны Амазиса и происхожденiе гражданскихъ обществъ, онъ умелъ поворачивать смешною стороною, къ обоюдному удовольствiю слушателей и преподавателя.

Въ немъ тогда заметна была сильная склонность къ новаторству въ языке и науке. Онъ не позволялъ своимъ ученикамъ употреблять выраженiй, сделавшихся давно стереотипными, останавливалъ ихъ на половине перiода и спрашивалъ усмехаясь:

— Кто это научилъ васъ такъ говорить? Это неправильно. Надобно сказать такъ то.

Бальтическимъ, а Балтiйскимъ-де называютъ его невежды.

— Вы ихъ не слушайте, прибавлялъ онъ добродушно.

Очевидно, что онъ горячо брался за все, чемъ надеялся принести пользу; но каковы были примененiе къ делу и последствiя его горячности — это статья особая. По свидетельству г. Лонгинова, какъ и по отзывамъ многихъ другихъ лицъ, Гоголь не имелъ прямыхъ способностей ни элементарнаго преподавателя наукъ, ни профессора. Ходъ его обученiя былъ неверенъ; онъ умелъ только манить ученика впередъ и впередъ, оставляя въ его уме пробелы, которые предоставлялъ ему наполнять, когда угодно. Между прочими своими попытками въ педагогiи, онъ занимался тогда (вероятно, въ пособiе Жуковскому) сочиненiемъ синхронистическихъ таблицъ для преподаванiя исторiи по новой методе, но употреблялъ свои таблицы, во время уроковъ, только въ виде опыта.

отца своихъ учениковъ. М. Н. Лонгиновъ объясняетъ это темъ, что онъ никакъ не могъ отделить отношенiй своихъ какъ добраго знакомаго, отъ мысли о подчиненности (старикъ Лонгиновъ былъ его начальникомъ по Патрiотическому Институту). Но для техъ, которые знавали Гоголя впоследствiи и помнятъ, какъ онъ нередко переменялъ задушевную речь на самую обыкновенную, едва являлся въ комнату новый посетитель, — это объясняется той гордой застенчивостью таланта, которая не позволяетъ ему оставаться для всехъ нараспашку.

Въ Департаменте Уделовъ Гоголь былъ плохимъ чиновникомъ и, по собственнымъ словамъ, извлекъ изъ службы въ этомъ учрежденiи только разве ту пользу, что научился сшивать бумагу. Объ этомъ онъ упоминалъ не разъ, показывая сшитыя въ тетради письма Пушкина, Жуковскаго и другихъ, которыми онъ дорожилъ (и не выпуская этихъ тетрадей изъ рукъ, въ буквальномъ смысле слова). Но и въ качестве преподавателя онъ не отличался большими достоинствами. Только въ первое время онъ принялся за исполненiе обязанностей своего званiя съ жаромъ юноши, жаждавшаго найти достойное поприще для своей деятельности, и, забывая, подъ влiянiемъ этого чувства, о матерiальныхъ выгодахъ новой своей обязанности, смотрелъ на нее, какъ на цель своего существованiя, какъ на призванiе свыше. Но мало по малу занятiя литературныя отвлекали его отъ однообразныхъ трудовъ учителя. Въ продолженiе 1830 и 1831 годовъ появилось въ журналахъ и газетахъ несколько безъименныхъ его статей, которыя можно назвать пробою пера, устремленнаго къ широкой деятельности. Некоторыя изъ нихъ напечатаны безъ всякой подписи, другiя — подъ разными псевдонимами.

 118 "Отечественныхъ Записокъ", и въ марте, въ № 119, явилась безъ подписи повесть Гоголя "Басаврюкъ или Вечеръ накануне Ивана Купала", переделанная безъ ведома автора издателемъ журнала Свиньинымъ и напечатанная потомъ въ прежнемъ виде въ "Вечерахъ на Хуторе близъ Диканьки". Прочтите внимательно предисловiе къ ней: Гоголь самъ, въ шутливомъ тоне, разсказываетъ исторiю этой переделки.

"Разъ одинъ изъ техъ господъ (говоритъ онъ) — намъ простымъ людямъ мудрено и назвать ихъ — писаки они не писаки, а вотъ то самое, что барышники ва нашихъ ярмаркахъ. Нахватаютъ, напросятъ, накрадутъ всякой всячины да и выпускаютъ книжечки не толще букваря, каждый месяцъ, или неделю, — одинъ изъ этихъ господъ и выманилъ у Фомы Григорьевича эту самую исторiю, а онъ вовсе и позабылъ о ней. Только прiезжаетъ изъ Полтавы тотъ самый панычъ въ гороховомъ кафтане, про котораго говорилъ я.... привозитъ съ собою небольшую книжечку и, развернувши по средине, показываетъ намъ. Фома Григорьевичь готовъ уже былъ оседлать носъ свой очками, но, вспомнивъ, что онъ забылъ ихъ подмотать нитками и облепить воскомъ, передалъ мне. Я, такъ какъ грамоту кое-какъ разумею и не ношу очковъ, принялся читать. Не успелъ повернуть двухъ страницъ, какъ онъ вдругъ остановилъ меня за руку. "Постойте, напередъ скажите мне, что это вы читаете?" Признаюсь, я немного пришелъ въ тупикъ отъ такого вопроса. "Какъ что читаю, Фома Григорьевичь? вашу быль, ваши собственныя слова". — ".... Кто вамъ сказалъ, что это мои слова?" — "Да чего лучше, тутъ и напечатано: разсказанная такимъ-то дьячкомъ". — ".... Кто это напечаталъ! Такъ ли я говорилъ? Що то вже яке у кого чортма клепки въ голови! " Этимъ онъ хотелъ сказать, что отвергаетъ поправки редактора журнала, въ которомъ она первоначально была напечатана.

Въ конце 1830 года напечатана была въ "Северныхъ Цветахъ" на 1831 годъ глава историческаго романа (стр. 225), подъ которою выставлены буквы оооо, потому (какъ объяснилъ намъ г. Гаевскiй), что о встречается четыре раза въ имени и фамилiи автора: Николай Гоголь-Яновскiй. Заглавiе романа было "Гетьманъ". Въ примечанiи сказано, что первая часть его была написана и сожжена, потому что самъ авторъ не былъ ею доволенъ. Кроме этой главы, уцелела еще одна, подъ заглавiемъ: "Пленникъ", и была напечатана сперва въ одномъ изъ перiодическихъ изданiй, а потомъ вошла вместе съ первою въ составленный Гоголемъ изъ собственныхъ сочиненiй альманахъ "Арабески" Эти два отрывка написаны уже со всеми признаками несомненнаго таланта и могли обратить на себя вниманiе такихъ людей, какъ Дельвигъ и Пушкинъ, которые действительно приняли въ это время Гоголя подъ свое покровительство и, вместе съ Жуковскимъ, Плетневымъ и другими, содействовали дальнейшимъ его успехамъ на литературномъ поприще.

"Литературной Газеты" на 1831 годъ напечатана несравненно слабейшая пьеса его" Учитель. Изъ малороссiйской повести: Страшный Кабанъ". Она признана даже составителемъ "Арабесокъ" недостойною занять место въ этомъ сборнике, равно какъ и второй отрывокъ изъ той же повести, подъ заглавiемъ "Успехъ посольства", напечатанный въ 17 № "Литературной Газеты" 1831 года. Употребленный здесь псевдонимъ П. Глечикъ (по объясненiю г. Гаевскаго) имеетъ то основанiе, что въ историческомъ романе, изъ котораго напечатана глава въ "Северныхъ Цветахъ", одно изъ действующихъ лицъ — миргородскiй полковникъ Глечикъ.

Въ томъ же нумере другая статья Гоголя. "Несколько мыслей о преподаванiи детямъ Географiи", подписанная именемъ Г. ЯновъГоголь-Яновскiй. Это была первая подпись, обнаруживающая готовность робкаго и недоверчиваго къ самому себе малороссiянина объявить настоящее свое имя. Подъ статьею читаемъ: "Продолженiе обещано"; но обещанiе не исполнено. Въ примечанiи къ этой статье, Гоголь, подъ влiянiемъ тогдашняго своего увлеченiя педагогiею, а можетъ быть, и по какому нибудь более тайному побужденiю, говоритъ следующее:

"Просимъ читателей смотреть на предложенную здесь статью, какъ на одно только начало. Автору, который совершенно посвятилъ себя юнымъ питомцамъ своимъ, более всего желательно знать о семъ предмете мненiя ученыхъ нашихъ преподавателей. Въ последующихъ за симъ мысляхъ читатели встретятъ, можетъ быть, более новаго, более относящагося къ облегченiю науки и приведенiю оной въ ясность и понятность для детей."

Далее, въ 4 № "Литературной Газеты" на 1831 годъ, мы находимъ статью "Женщина" уже съ подписью . Авторъ очевидно писалъ съ сильнымъ сердечнымъ увлеченiемъ и потому, вероятно, считалъ это молодое произведенiе вполне достойнымъ своего имени.

Въ эти первые годы литературной своей деятельности онъ работалъ очень много, потому что къ маю 1831 года у него уже готово было несколько повестей, составившихъ первый томъ "Вечеровъ на Хуторе близь Диканьки". Не зная, какъ распорядиться съ этими повестями, Гоголь обратился за советомъ къ П. А. Плетневу. Плетневъ хотелъ оградить юношу отъ влiянiя литературныхъ партiй и въ тоже время спасти повести отъ предубежденiя людей, которые знали Гоголя лично или по первымъ его опытамъ, и не получили о немъ высокаго понятiя. По этому онъ присоветовалъ Гоголю, на первый разъ, строжайшее incognito и придумалъ для его повестей заглавiе, которое бы возбудило въ публике любопытство. Такъ появились въ светъ "Повести, изданныя пасичникомъ Рудымъ Панькомъ", который будто бы жилъ возле Диканьки, принадлежавшей князю Кочубею. Книга была принята огромнымъ большинствомъ любителей литературы съ восторгомъ, и не прошло года, какъ уже появилась въ печати вторая часть "Вечеровъ на Хуторе". Пасичникъ Рудый Панько очевидно былъ ободренъ первымъ прiемомъ и разболтался въ предисловiяхъ ко второй книжке еще любезнее.

Между зоилами Гоголя особенно отличался Н. Полевой, который, вообразивъ, что Рудый Панько́ — новый псевдонимъ О. Сомова, писавшаго подъ именемъ Байскаго, напалъ на "Вечера на Хуторе" и старался доказать, что Гоголь вовсе не Малороссiянинъ, а "Москаль, да еще и горожанинъ". По этому случаю въ тогдашнихъ "Литературныхъ Прибавленiяхъ къ Русскому Инвалиду появилась статья Никиты Лугового, въ которой доказано, что Полевой имелъ самыя превратныя понятiя о Малороссiи.

строительными и хозяйственными разсужденiями. Я приведу изъ нихъ только краткiя выписки, опустивъ даже и выраженiя нежнейшей сыновней любви и почтенiя, которыми Гоголь былъ преисполненъ къ матери и въ которыхъ онъ изливался съ горячимъ многословiемъ юности.

"Вы пишите, что довольно нерасчетливо живу, или по крайней мере жилъ прежде. Но, ради Бога, не верьте Св***му: въ жизнь мою я не видалъ такого жестокаго лгуна. Когда онъ виделъ, чтобы у меня пировало множество гостей на мой счетъ? когда я нанималъ квартиру, состоящую изъ 3-хъ комнатъ одинъ? И теперь нанимаемъ мы 3 комнаты; но насъ три человека вместе стоятъ, и комнатки очень небольшiя. Еще прошу васъ, маминька, — не думайте найти во мне хотя искру гордости. Если я прежде казался таковымъ, то теперь не покажусь, верно, имъ. Ваши мысли на этотъ счетъ совершеннно согласны съ моими. Оне стоятъ быть написаны золотыми буквами; жаль только, что редкiе следуютъ имъ."

Исполняя желанiе матери знать обо всемъ, что̀ встретитъ онъ замечательнаго въ своемъ путешествiи, онъ говоритъ, что претерпелъ на море бурю, "во время которой и мысль о страхе не закрадывалась въ его душу", описываетъ шведскiе и датскiе берега и островъ Борнгольмъ; наконецъ упоминаетъ, что, кроме Любека и Травемунда, былъ также — хотя "очень мало", — и въ Гамбурге.

Февраля 2-го, 1830. "Жалованья получаю сущую безделицу. Весь мой доходъ состоитъ въ томъ, что иногда напишу или переведу какую-нибудь статейку дома для г. г. журналистовъ. И потому вы не сердитесь, моя великодушная маминька, если я васъ часто безпокою просьбою доставлять мне сведенiя о Малороссiи, или что̀ либо подобное. Это составляетъ мой хлебъ. Я и теперь попрошу васъ собрать несколько таковыхъ сведенiй, если где либо услышите какой забавный анекдотъ между мужиками въ нашемъ селе, или въ другомъ какомъ, или между помещиками. Сделайте милость, описуйте для меня также нравы, обычаи, поверья. Да распросите про старину хоть у Анны Матвеевны или Агафiи Матвеевны: какiя платья были въ ихъ время у сотниковъ, ихъ женъ, у тысячниковъ, у нихъ самихъ? какiя матерiи были известны въ ихъ время? и всё съ подробнейшею подробностiю. Какiе анекдоты и исторiи случались въ ихъ время, смешные, забавные, печальные, ужасные? Не пренебрегайте ничемъ: все имеетъ для меня цену. Въ столице нельзя пропасть съ голоду имеющему хотя скудный отъ Бога талантъ. Одного только нужно опасаться здесь бедняку — заболеть. Тогда-то уже ему почти нетъ спасенья: источники его доходовъ прекращаются, издержки на лекарства и лекарей для него совершенно невозможны, и ему остается одно средство — умереть. Но этого со мною никогда не можетъ случиться: здесь есть Арендтъ, котораго искусство и благородная душа чужды всякаго интереса. — Часто наводитъ на меня тоску мысль, что, можетъ быть, долго еще не удастся мне увидеться съ вами. Какъ бы хотелось мне хотя на мгновенiе оторваться отъ душныхъ стенъ столицы и подышать хотя на мгновенiе воздухомъ деревни! Но неумолимая судьба истребляетъ даже надежду на то. Какъ подумаю о будущемъ лете, теперь даже томительная грусть залегаетъ въ душу. Вы помните, я думаю, какъ я всегда рвался въ это время на вольный воздухъ, какъ для меня убiйственны были стены даже маленькаго Нежина. Что̀ же теперь должно происходить въ это время, когда столица пуста и мертва, какъ могила; когда почти живой души не остается въ обширныхъ улицахъ, когда громады домовъ, съ вечно-раскаленными крышами, одне только кидаются въ глаза, и ни деревца, ни зелени, ни одного прохладнаго местечка, где бы можно было освежиться! Не мудрено, когда прошлый годъ со мною произошло такое странное, безразсудное явленiе. Я былъ утопающiй, хватившiйся за первую попавшуюся ему ветку. Хотя бы на это время я былъ въ состоянiи нанять комнату где-нибудь на даче, за городомъ. Но тамъ квартиры несравненно дороже, а при бедности моего состоянiя, это почти невозможно. — Еще осмеливаюсь побезпокоить васъ одною просьбою: ради Бога, если будете иметь случай, собирайте все попадающiяся вамъ древнiя монеты и редкости, какiя отыщутся въ нашихъ местахъ, стародавнiя, старопечатныя книги, другiя какiя-нибудь вещи-антики, а особливо стрелы, которыя въ множестве находимы были въ Псле. Я помню, ихъ целыми горстями доставали. Сделайте милость, пришлите ихъ. Я хочу прислужиться этимъ одному вельможе, страстному любителю отечественныхъ древностей, отъ котораго зависитъ улучшенiе моей участи. — Нетъ ли въ нашихъ местахъ какихъ записокъ, веденнныхъ предками какой нибудь старинной фамилiи, — рукописей стародавнихъ про времена гетьманщины, и прочаго подобнаго?" Въ письме отъ 2-го апреля 1830 года, Гоголь жалуется матери на свое тягостное положенiе въ столице. Перепробовавъ разныя средства получить выгоднейшее место по службе, онъ готовъ былъ иногда бросить все и ехать изъ Петербурга, но его удерживали надежды на службу въ будущемъ. Литературою онъ занимался, какъ видно, только изъ нужды въ деньгахъ, но она ему доставляла тогда немного более 100 р. ассигнацiями въ годъ; а жалованья онъ не получалъ и 500 р. асс. Иногда ему помогалъ двоюродный братъ его матери, А. А. Тр**скiй; но то были весьма небольшiя деньги.

"Доказательствомъ моей бережливости (говоритъ онъ) служитъ то, что я еще до сихъ поръ хожу въ томъ самомъ платье, которое я сделалъ по прiезде своемъ въ Петербургъ изъ дому, и потому вы можете судить, что фракъ мой, въ которомъ я хожу повседневно, долженъ быть довольно ветхъ и истерся также не мало, между темъ какъ до сихъ поръ я не въ состоянiи былъ сделать новаго не только фрака, но даже и теплаго плаща, необходимаго для зимы. Хорошо еще, (что) я немного привыкъ къ морозу и отхваталъ всю зиму въ летней шинели. — — — Приношу благодарность тетиньке Катерине Ивановне, которая решилась пожертвовать временемъ — собрать для меня несколько любопытныхъ песенъ; но драгоценнейшiя изъ нихъ есть, однакожъ, списанныя вами две запорожскiя. Благодарю также Лукерью Федоровну и Марью Борисовну за ихъ участiе."

При этомъ письме Гоголь приложилъ реестръ своимъ доходамъ и издержкамъ за декабрь 1829 и январь 1830 года. Онъ всего ближе вводитъ насъ въ обстоятельства квартирной жизни поэта, и потому помещаю его здесь.

"ДЕКАБРЬ.

"Приходъ.

Расходъ.

Получено отъ его превосходительства

25 р.

Андрея Андреевича

150 руб.

На столъ

25 р.

   

На дрова

7 р.

   

3 р.

   

Водовозу

2 р.

 

Итого 150 р.

На чай, сахаръ и хлебъ

20 р.

   

Въ библiотеку для чтенiя

5 р.

10 р.

Прачке

5 р.

На содержанiе человека

10 р.

Куплено ваксы на

     

Итого

113 р. 50 к.

Прежнихъ оставалось

20 рублей.

Кроме того за мытье половъ

1 р. 50

   

На лекарство

3 р. 70

   

На цирульника

     

6 руб. 70 к.

"ЯНВАРЬ

"Приходъ.

Получено жалованья за м.

январь

30 р.

25 р.  

25 р.  

Отъ Андрея Андреевича полученныхъ осталось

50 р.

На дрова

7 р.  

20 р.  

Выручилъ за статью, переведенную съ французскаго: О Торговле Русскихъ въ конце XVI и начале XVII века для Севернаго Архива

20 р.

На свечи

3 р.  

2 р.  

За перчатки заплачено

3 р.  

Прчке

5 р.  

10 р.  

   

За два носовыхъ платка

2 р. 50. к.

 

Итого 100 руб. 

5 р.  

   

На подтяжки

4 р.  

     

Итого 111 р. 50 к.

   

1 р. 50 к.

Іюня 3-го, 1830. "Литературныя мои занятiя, и участiе въ журналахъ я давно оставилъ, хотя одна изъ статей моихъ доставила мне место, ныне занимаемое. Теперь я собираю матерiалы только и въ тишине обдумываю свой обширный трудъ. Надеюсь, что вы по прежнему, почтеннейшая маминька, не оставите иногда въ часы досуга присылать все любопытныя для меня известiя, которыя только удастся собрать. Не могу изъяснить моей благодарности любезной моей сестрице Машиньке, которая такъ много трудилась для меня въ этомъ деле и которой прекрасныя качества узнаю́ я съ каждымъ разомъ более. — — Не смотря на все старанiя мои, я не могъ, однакожъ, иметь никакой возможности переехать на дачу. Судьба никакимъ образомъ не захотела свесть меня съ высоты моего пятаго этажа въ низменный домикъ на какомъ-нибудь изъ острововъ. Необходимости должно повиноваться. Но я всячески стараюсь услаждать свое заключенiе. Мне советуютъ делать сколько можно больше движенiя, и я каждый почти день прогуливаюсь по дачамъ и прекраснымъ окрестностямъ. Нельзя надивиться, какъ здесь прiучаешься ходить. Прошлый годъ, я помню, сделать верстъ пять въ день была для меня большая трудность; теперь же я делаю свободно верстъ 20 и более и не чувствую никакой усталости. И это здесь вовсе не удивительно: всякiй этимъ можетъ похвалиться. Въ 9 часовъ утра отправляюсь я каждый день въ свою должность и пробываю тамъ до 3-хъ часовъ; въ половине 4-го я обедаю; после обеда въ 5 часовъ отправляюсь я въ классъ Академiи Художествъ, где занимаюсь живописью, которую я никакъ не въ состоянiи оставить, темъ более что здесь есть все средства совершенствоваться въ ней, и все они, кроме труда и старанiя, ничего не требуютъ. По знакомству своему съ художниками, и со многими даже знаменитыми, я имею возможность пользоваться средствами и выгодами, для многихъ недоступными. Не говоря уже объ ихъ таланте, я не могу не восхищаться ихъ характеромъ и обращенiемъ. Что̀ это за люди! Узнавши ихъ, нельзя отвязаться отъ нихъ на веки... Какая скромность при величайшемъ таланте! — — Въ классе, который посещаю я, три раза въ неделю, просиживаю два часа. Въ семь часовъ прихожу домой, иду къ кому-нибудь изъ своихъ знакомыхъ на вечеръ, которыхъ у меня таки не мало. Верите ли, что однихъ однокорытниковъ моихъ изъ Нежина до 25 человекъ? — — Три раза въ теченiе недели отправляюсь я къ людямъ семейнымъ, у которыхъ пью чай и провожу вечеръ. Съ 9 часовъ вечера я начинаю свою прогулку: или бываю на общемъ гулянье, или самъ отправляюсь на разныя дачи. Въ 11 часовъ вечера гулянье прекращается, и я возвращаюсь домой, пью чай, если нигде не пилъ [вамъ должно показаться это позднимъ: я не ужинаю]. Иногда прихожу домой часовъ въ 12 и въ 1 часъ, и въ это время еще можно видеть толпу гуляющихъ."

Не смотря на твердую решимость жить собственными средствами, Гоголь, съ сокрушеннымъ сердцемъ, долженъ былъ иногда просить у матери денегъ и всегда получалъ ихъ. Отъ 1-го сентября 1830 года онъ писалъ къ ней:

"Часто большiя неудобства встречаются иногда отъ замедленiя присылки, и тогда принужденъ я бываю продавать за безценокъ самонужнейшiя вещи, которыхъ прiобретенiе становится въ последствiи мне несравненно дороже."

"И я (пишетъ онъ отъ 19-го декабря, 1830), посвятившiй себя всего пользе, обработывающiй себя въ тишине для благородныхъ подвиговъ, пущусь писать цодобныя глупости, унижусь до того, чтобы описывать презренную жизнь какихъ-то низкихъ тварей, и такимъ площаднымъ, вялымъ слогомъ, буду способенъ на такое низкое дело, буду столько неблагодаренъ, черенъ душою, чтобы позабывать мою редкую мать, моихъ сестеръ, моихъ родственниковъ, жертвовавшихъ для меня последнимъ, для какой нибудь девчонки!"

Наконецъ наступилъ 1831-й годъ, годъ появленiя въ светъ "Вечеровъ на Хуторе". Гоголь ни слова не упоминалъ еще о своихъ повестяхъ въ письмахъ къ матери. Отъ 10-го февраля этого года онъ только писалъ къ ней, что надеется, если не въ нынешнемъ, то въ следующемъ году иметь возможность обойтись безъ ея помощи; однакожъ просилъ денегъ, которыя между нимъ и матерью положено было получать ему изъ дому въ известные сроки.

"Какъ благодарю я вышнюю десницу (говоритъ онъ въ этомъ письме) за те непрiятности и неудачи, которыя довелось испытать мне! Ни на какiя драгоценности въ мiре не променялъ бы ихъ. Чего не изведалъ я въ то короткое время! Иному во всю жизнь не случалось иметь такого разнообразiя. Время это было для мени наилучшимъ воспитанiемъ, какого, я думаю, редкой царь могъ иметь. За то какая теперь тишина въ моемъ сердце! Какая неуклонная твердость и мужество въ душе моей! Неугасимо горитъ во мне стремленiе, но это стремленiе — польза."

Отъ 16-го апреля 1831 года онъ писалъ: "Въ 1832 году буду иметь возможность прiехать къ вамъ, не принесши вамъ никакихъ издержекъ, а въ 33-мъ, въ свою очередь, помочь вамъ." Онъ хвалился, что выгодно переменилъ службу, что вместо 42-хъ часовъ въ неделю работаетъ только 6, жалованье его несколько увеличилось и что надеется давать уроки еще въ другихъ учебныхъ заведенiяхъ и получать въ четыре раза больше жалованье. "Но между темъ (продолжалъ онъ) занятiя мои, которыя еще большую принесутъ мне известность, совершаются мною втиши, въ моей уединенной комнатке. — — Я теперь более нежели когда-либо тружусь и более нежели когда-либо веселъ. Спокойствiе въ груди моей величайшее".

"лестнымъ для него дружествомъ" некоторыхъ дамъ изъ высшаго общества.

"Всего более (говоритъ онъ) удивлялся я уму здешнихъ знатныхъ дамъ. Никогда не думалъ я, чтобы женщина [исключенiе я прежде делалъ для однехъ васъ только], чтобы женщина могла иметь столько самоотверженiя, столько любви къ своимъ детямъ, чтобы, отказываясь отъ всехъ посещенiй и даже зазывовъ во дворецъ, посвящать и проводить съ ними все время" и пр.

Письма Гоголя къ матери интересны отъ начала до конца, о чемъ бы онъ ни говорилъ въ нихъ, но я останавливаюсь только на техъ местахъ, изъ которыхъ видно, подъ какими влiянiями формировались талантъ и душа его. Не трудно догадаться, кого рисуетъ онъ, говоря о знатныхъ дамахъ, которыхъ дружбою онъ пользовался, и кто знаетъ ихъ, тому понятно, какъ велико должно было быть ихъ нравственное влiянiе на юношу, получившаго въ родительскомъ доме прекрасныя начала высокаго христiянскаго воспитанiя.

По отношенiю къ автору "Мертвыхъ Душъ" въ высшей степени интересны следующiя строки автора еще не вышедшихъ въ светъ "Вечеровъ на Хуторе близь Диканьки":

"Я чрезвычайно любопытенъ знать состоянiе земляковъ нашихъ, которыхъ безпрестанныя разоренiя именiй чрезвычайно трогаютъ меня. Часто на досуге раздумываю о средствахъ, какiя могутъ найтиться для того, чтобы вывесть ихъ на прямую дорогу, и если со временемъ удастся что-нибудь сделать для нашей общей пользы, то почту себя наисчастливейшимъ человекомъ."

"Вечеровъ на Хуторе" вышла, и Гоголь послалъ одинъ экземпляръ матери къ дню ея ангела, при следующихъ скромныхъ строкахъ:

"Очень жалею, что не могу прислать вамъ хорошаго подарка. Но вы и въ безделице увидите мою сыновнюю любовь къ вамъ, и потому я прошу васъ принять эту небольшую книжку. Она есть плодъ отдохновенiя и досужихъ часовъ отъ трудовъ моихъ. Она понравилась здесь всемъ, начиная отъ Г****ни. Надеюсь, что и вамъ также принесетъ она сколько-нибудь удовольствiя, и тогда я уже буду счастливъ."

костюмъ мужской и женскiй изъ лучшихъ образцовъ.

Въ следующемъ письме, отъ 9-го октября, онъ уже выражаетъ надежду на помещенiе младшихъ сестеръ, на казенный счетъ, въ одинъ изъ петербургскихъ институтовъ, изъ которыхъ особенно хвалилъ Патрiотическiй и Екатерининскiй.

17-го октября 1831 года Гоголь имелъ удовольствiе уделить часть заработанныхъ денегъ на подарки матери и старшей сестре и послалъ имъ на 90 рублей ассигнацiями разныхъ петербургскихъ изделiй; а черезъ пять месяцевъ, когда старшая сестра его была сговорена, онъ послалъ матери "въ помощь къ прiуготовленiямъ къ свадьбе" 500 р. асс. Наконецъ летомъ 1832 года онъ прiехалъ въ Васильевку, провелъ съ нежно любимою матерью и сестрами три месяца и, возвращаясь въ Петербургъ, увезъ съ собой двухъ младшихъ сестеръ для помещенiя, на казенный счетъ, въ Патрiотическiй Институтъ. Это была самая светлая эпоха жизни нашего поэта. "Вечера на Хуторе" были окончательно изданы и увенчались блистательнымъ успехомъ; Гоголь былъ ужъ ценимъ и ласкаемъ Пушкинымъ и Жуковскимъ; вопiющiя нужды его существованiя въ Петербурге были удовлетворены; онъ былъ счастливъ возможностью помочь родному семейству; онъ виделъ родину после трехъ летъ съ половиною трудной жизни на севере; онъ надышался воздухомъ густыхъ малороссiйскихъ садовъ, насмотрелся на поля и степи, наслушался давно неслышанныхъ речей: созданiе "Старосветскихъ Помещиковъ" и "Тараса Бульбы" было въ немъ естественнымъ результатомъ всехъ этихъ событiй и влiянiй.