Кулиш П. А.: Записки о жизни Николая Васильевича Гоголя
Глава III

Глава III.

Переписка съ матерью во время пребыванiя въ Гимназiи: нужда въ деньгахъ; — желанiе учиться музыке и танцамъ; — участiе отца въ направленiи способностей Гоголя; — смерть отца; — отчаянiе Гоголя; — опасенiя за здоровье матери; — сроки полученiя денегъ изъ дому; — склонность къ сельскому хозяйству и садоводству; — ученическiя сочиненiя; — гимназическiй театръ; — характеристика отца и горячая любовь къ нему; — страсть къ книгамъ; — заботы о костюме; — высокiя стремленiя Гоголя-школьника. — Письма къ Г. И. Высоцкому: одиночество; сарказмы; мечты о будущемъ. — Письмо къ матери о страданiяхъ отъ людей и воздаянiи добромъ за зло. — Записная книга Гоголя-гимназиста.

Дополню изустныя преданiя о Гоголе-школьнике выписками изъ его писемъ къ отцу и матери. Маленькiй Гоголь нередко терпелъ въ Нежине нужду (это бiографъ долженъ принять къ сведенiю) не только въ деньгахъ, но и въ платьи. Въ письме отъ 7 января 1822 года онъ говоритъ.

"Еще прошу васъ, пришлите мне тулупъ, потому что намъ не даютъ казеннаго ни тулупа, ни шинели, а только въ однихъ мундирахъ, не смотря на стужу. И еще ежелибъ вы прислали жилетовъ хоть два. Здесь намъ даютъ по одному жилету."

"Прошу васъ, дражайшiе родители, прислать мне сколько-нибудь денегъ, потому что у меня оне вовсе сошли, такъ что я найдусь принужденнымъ занять; да и взаймы достать негде; а мне надо ужасно, а особенно въ теперешнихъ моихъ обстоятельствахъ. Также ежелибъ еще прислали чего-нибудь изъ съестныхъ припасовъ, какъ маменька еще тогда обещалась прислать сушеныхъ вишень безъ косточекъ. Но мне хоть чего нибудь и похуже, а много, ежели это."

Въ немъ рано обнаружилась страсть къ изящнымъ искусствамъ. Въ декабре 1821 года онъ писалъ къ родителямъ:

"Ежели угодно вамъ будетъ, чтобъ я учился танцовать и играть на скрипке и фортепiано, такъ извольте заплатить 10 рублей въ месяцъ. Я уже подписался хотевшимъ учиться на сихъ инструментахъ, также и танцованiю, но не знаю, какъ вамъ будетъ угодно."

По недостатку денегъ на уплату тайцмейстеру Гоголь долго не приступалъ къ танцованью. Въ октябре 1823 года онъ пишетъ:

"Я еще не начиналъ учиться танцовать; однако время не уйдетъ. Ежели вы только пришлете деньги черезъ Федьку, то я до Рождества еще буду уже совершенно уметь танцовать."

Гоголь и въ детстве не отличался здоровьемъ. Онъ писалъ къ отцу, въ первое время своего пребыванiя въ Нежине, что пьетъ какую-то настойку, данную ему отцомъ для постояннаго употребленiя, и потомъ часто упоминаетъ, что былъ боленъ, и иногда опасно.

"Скрипку и другiя присланныя вами мне вещи исправно получилъ. — — Извините, что я вамъ не посылаю картинъ. Вы, видно, не поняли, что̀ я вамъ говорилъ; потому что эти картины, которыя я вамъ хочу послать, были рисованы пастельными карандашами и не могутъ никакъ дня пробыть, чтобъ не потереться, ежели сейчасъ не вставить въ рамки. И для того прошу васъ и повторяю прислать мне такой величины, какъ я вамъ писалъ, т. е две такихъ, которыя бы имели ¾ аршина въ длину и ½ аршина въ ширину, а одну такую, которая бы имела 1¼ длины и ¾ ширины, да еще маленькихъ две ¼ и 2 вершка длины и ¼ ширины. Посылаю вамъ при семъ "Вестникъ Европы" въ целости и прошу васъ покорнейше прислать мне комедiи, какъ-то: "Бедность и Благородство Души", "Ненависть къ Людямъ и Раскаянiе", "Богатоновъ или Провинцiалъ въ Столице", и еще ежели какихъ можно прислать другихъ, зачто я вамъ очень буду благодаренъ и возвращу въ целости. Также, ежели можете, то пришлите мне полотна и другихъ пособiй для театра. Первая пiеса у насъ будетъ представлена "Эдипъ въ Афинахъ", трагедiя Озерова. Я думаю, дражайшiй папенька, вы не откажете мне въ удовольствiи семъ и прислать нужныя пособiя, такъ, ежели можно, прислать и сделать несколько костюмовъ, — сколько можно, даже хоть и одинъ; получше, ежели бы побольше; также хоть немного денегъ. Сделайте только милость, не откажите мне въ этой просьбе. Каждый изъ насъ уже пожертвовалъ что́ могъ, а я еще только. Какъ же я сыграю свою роль, о томъ я васъ извещу. — — — Я переменился какъ въ нравственности, такъ и въ успехахъ. Ежели бы вы увидели, какъ я теперь рисую! [я говорю о себе безъ всякаго самолюбiя]."

Изъ письма отъ 13 iюня 1824 года видно, что Гоголь былъ въ то время полонъ жажды впечатленiй природы и поэзiи. Онъ мечтаетъ о поездкъ на каникулы домой и проситъ прислать ему на дорогу несколько книгъ изъ Кибинецъ, то есть изъ библiотеки Трощинскаго.

"Но вместо повестей (говоритъ онъ), пришлите вы намъ книгу подъ заглавiемъ: "Собранiе образцовыхъ Сочиненiй въ Стихахъ", съ портретами авторовъ, въ шести томахъ."

отцу:

"Сделайте милость, объявите мне: поеду ли я домой на Рождество? то, по вашему обещанiю, прошу мне прислать роль. Будьте уверены, что я ее хорошо сыграю."

После этого еще понятнее будетъ, какимъ ударомъ была для Гоголя смерть его отца. Чувства его выражены въ следующемъ письме къ матери.

"1825-го года, апреля 23 дня. Нежинъ.

"Не безпокойтесь, дражайшая маменька! я сей ударъ перенесъ съ твердостiю истиннаго христiанина. Правда, я сперва былъ пораженъ ужасно симъ известiемъ, однакожъ не далъ никому заметить, что я былъ опечаленъ; оставшись же наедине, я предался всей силе безумнаго отчаянiя; хотелъ даже посягнуть на жизнь свою. Но Богъ удержалъ меня отъ сего, и къ вечеру приметилъ я въ себе только печаль, но уже не порывную, которая наконецъ превратилась въ легкую, едва приметную меланхолiю, смешанную съ чувствомъ благоговенiя ко Всевышнему. Благословляю тебя, священная вера! въ тебе только я нахожу источникъ утешенiя и утоленiя своей горести. Такъ, дражайшая маменька, я теперь спокоенъ, хотя не могу быть счастливъ, лишившись лучшаго отца, вернейшаго друга, всего драгоценнаго моему сердцу. Но разве не осталось ничего, что̀ бъ меня привязывало къ жизни? разве я не имею еще чувствительнейшей, нежной, добродетельной матери, которая можетъ мне заменить и отца, и друга и всего? Что̀ есть милее? что̀ есть драгоценнее? — — —."

Во второй приписке къ этому письму, Гоголь проситъ прислать ему 10 рублей (ассигнацiями) для покупки книги "Курсъ Россiйской Словесности" и прибавляетъ: "На свои нужды мне ничего ненадобно."

Мать подъ влiянiемъ горести долго не отвечала сыну на это, и еще на два письма. Онъ мучился опасенiями за ея жизнь и писалъ къ ней черезъ месяцъ:

"Вы не знаете, что̀ причиняете мне своимъ молчанiемъ; вы не знаете, что отравляете каждою минутою мою жизнь. Ежели бы вы меня увидели, вы бы согласились, что я совсемъ переменился. Я теперь, можно сказать, совсемъ не свой: бегаю съ места на место; не могу ничемъ утешиться, ничемъ заняться; считаю каждую минуту, каждое мгновенiе; бегаю на почту, спрашиваю, есть ли хоть малейшее известiе, но вместо ответа получаю — нетъ! и возвращаюсь съ печальнымъ видомъ въ свое ненавистное жилище, которое съ техъ поръ мне опротивело. Вы не знаете, что это несносное нетъ — — — Ежели же не получу ответа на это письмо, то сiе молчанiе будетъ самый ужасный для меня признакъ. Тогда-то я прибегну къ отчаянiю, и оно-то дастъ мне средство, какъ избавиться отъ сей мрачной неизвестности."

"Я постараюсь къ вамъ привезть несколько своихъ произведенiй, также хорошенькихъ картинокъ своей работы."

Въ одномъ письме къ матери, отъ 30-го сентября 1825 года, обозначены сроки, въ которые обыкновенно Гоголь получалъ, еще по распределенiю отца, деньги изъ дому, именно:

Замечательны, въ письме отъ 17-го января 1836 года, следующiя слова:

"Я теперь сделался большимъ хозяиномъ: умею различать хлеба и на каникулахъ покажу вамъ, где сено, овесъ, жито и прочее."

После этого онъ часто осведомлялся о хозяйственныхъ занятiяхъ матери и предлагалъ ей разные советы.

былъ глубокимъ къ нему почтенiемъ и благодарностью, какъ это видно изъ следующихъ местъ переписки его съ матерью:

Сентября 10-го, 1826 года: "Уведомьте, когда его высокопревосходительство Дмитрiй Прокофьевичъ будетъ у насъ (т. е. въ Васильевке). Что̀ онъ найдетъ тамъ хорошаго? что̀ ему понравится? Мне съ нетерпенiемъ хочется знать мненiе великаго человека даже о самыхъ маловажностяхъ".

Октября 15-го, 1826: "Писали вы, чтобы я прислалъ его высокопревосходительству какое-нибудь сочиненiе. Думалъ и я было сперва то сделать, но после разсудилъ, что поднесши какую-нибудь эфимерную мелочь, я мало принесу себе пользы и мало хорошаго дамъ о себе мненiя, решился, что лучше прiуготовить себя къ занятiямъ гораздо важнейшимъ и сделать что-нибудь достойное вниманiя просвещеннаго вельможи, благодетеля Малороссiи... Не хочу, ежели благодарность моя будетъ слаба и не покажетъ сердечныхъ моихъ чувствованiй. Лучше пусть она будетъ сокрыта до времени и после выявитъ сердце, чувствующее благодеянiя, средствомъ, хотя менее достойнымъ сихъ благодеянiй".

Но не для представленiя только Трощинскому желали дома видеть сочиненiя Гоголя-гимназиста: ими занимались съ особеннымъ вниманiемъ и придавали всю важность занятiямъ его словесностью. Въ одномъ письме къ матери (отъ 10-го сентября, 1826 года) онъ говоритъ:

"Вы пишите, чтобы я вамъ къ Рождеству привезъ что-нибудь изъ сочиненiй своихъ. Время еще далекое, однакожъ постараюсь заготовить".

"Въ разсужденiи же сочиненiя скажу вамъ, что я его не бралъ (изъ дому), но оно осталось между книгами въ шкафу. Но это не большая беда, ежели оно и точно пропало: я постараюсь васъ вознаградить новымъ и гораздо лучшимъ".

Въ третьемъ (отъ 23-го ноября, 1826):

"Думаю, удивитесь вы успехамъ моимъ, которыхъ доказательства вручу лично вамъ. Сочиненiй моихъ вы не узна́ете: новый переворотъ настигнулъ ихъ; родъ ихъ теперь совершенно особенный. Радъ буду, весьма радъ, когда принесу вамъ удовольствiе".

Следующее письмо было помещено въ "Опыте Бiографiи Гоголя", но въ него вкралось несколько ошибокъ, произшедшихъ не отъ моей вины. Теперь оно сверено, какъ и другiя, съ подлинникомъ.

"Къ числу замечательностей своихъ, иногда желаю быть ясновидцемъ, знать, что̀ у васъ делается, чемъ вы занимаетесь; и верите ли, почтеннейшая маминька, съ какимъ удовольствiемъ я занимаюсь отгадыванiемъ всего того, что̀ васъ занимаетъ. Какъ вы проводили масленую? весело ли? были ли у васъ собранiя? Извините, что закидалъ васъ кучею вопросовъ. Обыкновенно человеку, какъ говорятъ, порядкомъ повеселившемуся, всегда хочется сделать участникомъ другихъ, особливо ближайшихъ къ нему. Кто жъ ближе къ моему сердцу, какъ не вы, почтеннейшая маминька? ваша радость, ваше удовольствiе — и я счастливъ.

"Посмотрите же, какъ я повеселился. Вы знаете, какой я охотникъ до всего радостнаго. Вы одне только видели, что подъ видомъ иногда для другихъ холоднымъ, угрюмымъ, таилось кипучее желанiе веселости [разумеется не буйной], и часто, въ часы задумчивости, когда другимъ казался я печальнымъ, когда они видели или хотели видеть во мне признаки сентиментальной мечтательности, я разгадывалъ науку счастливой, веселой жизни, удивляяся, какъ люди, жадные счастья, немедленно убегаютъ его, встретившись съ нимъ.

"Ежели объ чемъ я теперь думаю, такъ это все о будущей жизни моей. Во сне и на яву мне грезится Петербургъ, съ нимъ вместе и служба государству. До сихъ поръ я былъ счастливъ; но ежели счастiе состоитъ въ томъ, чтобы быть довольну своимъ состоянiемъ, то не совсемъ, — не совсемъ, до вступленiя въ службу, до прiобретенiя, можно сказать, собственнаго постояннаго места.

"Масленицу, всю неделю, мы провели такъ, что желаю всякому ее провесть, какъ мы: всю неделю веселились безъ устали. Четыре дня съ ряду былъ у насъ театръ, и, къ чести нашей, признали единогласно, что изъ провинцiальныхъ театровъ ни одинъ не годится противъ нашего. Правда, играли все прекрасно. Две французскiя пiесы, соч. Мольера и Флорiана, одну немецкую, соч. Коцебу; русскiя: "Недоросль", соч. Фонъ-Визина; "Неудачный Примиритель", Княжнина; "Лукавинъ", Писарева, и "Береговое Право", соч. Коцебу. Декорацiи были отличныя, освещенiе великолепное, посетителей много, и всё прiезжiе, и все съ отличнымъ вкусомъ. Музыка тоже состояла изъ нашихъ: восемнадцать увертюръ Россини, Вебера и другихъ были разыграны превосходно. Короче сказать, я не помню для себя никогда такого праздника, какой провелъ теперь. Дай Богъ, чтобъ вы провели его еще веселее. Ожидаютъ у насъ директора Ясновскаго со дня на день. Не знаемъ его характера. Говорятъ, что слишкомъ добръ, даже до слабости, чего мы боимся.

"Позвольте васъ, почтеннейшая маминька, потрудить одною просьбою: сделайте милость, пришлите мне холста самаго толстаго штуки две и, ежели можно, более. Намъ необходимо нуженъ. Вы этимъ много, много одолжите меня. А до того остаюсь съ сыновнимъ почтенiемъ и самою жаркою преданностью и любовью, остаюсь навсегда послушнейшимъ сыномъ

"Николаемъ Гоголемъ."

Когда, въ эпоху своей литературной славы, Гоголю случалось написать задушевное слово о своихъ чистыхъ стремленiяхъ къ общему благу, или заговорить языкомъ юноши, идеально-великодушнаго, некоторые изъ людей, весьма близкихъ къ нему, принимали его слова недоверчиво, считая ихъ аффектацiей. Но надобно знать исторiю семьи, въ которой онъ родился и получилъ первыя понятiя о жизни, чтобы поверить, какъ могъ образоваться въ немъ этотъ мечтательно-благородный характеръ, который выказывается въ его интимной переписке и въ некоторыхъ изъ его посмертныхъ сочиненiй. Еще рано входить въ подробности семейной исторiи покойнаго поэта; но вотъ какъ онъ изображаетъ своего отца, въ письме къ матери отъ 24-го марта 1827 года.

"Весна приближается — время самое веселое, когда весело можемъ провесть его. Это напоминаетъ мне времена детства, мою жаркую страсть къ садоводству. Это-то время было обширный кругъ моего действiя. Живо помню, какъ было съ лопатою въ руке глубокомысленно раздумываю надъ изломанною дорожкою... Признаюсь, я бы желалъ когда-нибудь быть дома; въ это время я и теперь такой же, какъ и прежде, жаркiй охотникъ къ саду. Но мне не удастся, я думаю, долго побывать въ это время. Не смотря на все, я никогда не оставлю сего изящнаго занятiя, хотд бы вовсе не любилъ его. Оно было любимымъ упражненiемъ папиньки, моего друга, благодетеля, утешителя... не знаю, какъ назвать. Это небесный ангелъ, это чистое, высокое существо, которое одушевляетъ меня въ моемъ трудномъ пути, живитъ, даетъ даръ чувствовать самаго себя и часто въ минуты горя небеснымъ пламенемъ входитъ въ меня, разсветляетъ сгустившiяся думы. Въ сiе время сладостно мне быть съ нимъ, я заглядываю въ него, т. е. въ себя, какъ въ сердце друга, испытую свои силы для поднятiя труда важнаго, благороднаго на пользу отечества, для счастiя гражданъ, для блага жизни (себе) подобныхъ, и, дотоле нерешительный, неуверенный [и справедливо] въ себе, я вспыхиваю огнемъ гордаго самосознанiя, и душа моя будто видитъ этого незваннаго ангела, твердо и непреклонно все указующаго въ мету жаднаго исканiя... Черезъ годъ вступлю я въ службу государственную."

Помещу теперь два письма, уже известныя читателямъ. Въ нихъ также вкралось было несколько ошибокъ, по причине, объясненной на стр. 34.

1.

"Позвольте, во первыхъ, почтеннейшая маминька, поздравить васъ съ праздникомъ Воскресенiя Христова. Думаю, что вы провели первые дни его хорошо; желаю и окончить его весело. Благодарю васъ за присылку денегъ, такъ же и почтеннейшаго дедушку. Въ это время оне бываютъ мне очень нужны. Мой планъ жизни теперь удивительно строгъ и точенъ во всехъ отношенiяхъ; каждая копейка теперь имеетъ у меня место. Я отказываю себе даже въ самыхъ крайнихъ нуждахъ, съ темъ чтобы иметь хотя малейшую возможность поддержать себя въ такомъ состоянiи, въ какомъ нахожусь, чтобы иметь возможность удовлетворить моей жажде видеть и чувствовать прекрасное. Для негото я съ трудомъ величайшимъ собираю годовое свое жалованье, откладывая малую часть на нужнейшiя издержки. За Шиллера, котораго я выписалъ изъ Лемберга, далъ я 40 рублей: деньги весьма немаловажныя по моему состоянiю, но я награжденъ съ излишкомъ и теперь несколько часовъ въ день провожу съ величайшею прiятностью. Не забываю также и русскихъ и выписываю что̀ только выходитъ самаго отличнаго. Разумеется, что я ограничиваюсь однимъ только чемъ-либо; въ целые полъ-года я не прiобретаю более одной книжки, и это меня крушитъ чрезвычайно. Удивительно, какъ сильно можетъ быть влеченiе къ хорошему. Иногда читаю объявленiе о выходе въ светъ творенiя прекраснаго; сильно бьется сердце и съ тяжкимъ вздохомъ роняю изъ рукъ газетный листокъ объявленiя, вспомня невозможность иметь его. Мечтанiе достать его смущаетъ сонъ мой, и въ это время полученiю денегъ я радуюсь более самаго жаркаго корыстолюбца. Не знаю, что̀ бы было со мною, ежелибы я еще не могъ чувствовать отъ этого радости; я бы умеръ отъ тоски и скуки. Это услаждаетъ разлуку мою съ вами. Вы — — —

"Давно ли я прiехалъ съ Рождества? а уже трехъ месяцевъ какъ не бывало. Половина времени до каникулъ утекла; еще половина, и я опять съ вами, опять увижу васъ и снова развеселюсь во всю ивановскую. Не могу надивиться, какъ весела, какъ разнообразна жизнь наша. Одно имя каникулъ приводитъ меня въ восхищенiе. Какъ-бы то ни было, но целый годъ бывши какъ-будто въ заключенiи и въ одно мгновенiе ока увидеть всехъ родныхъ, все близкое сердцу... очаровательно! До следующей почты.

"Любящiй васъ более всего въ мiре сынъ вашъ

"Николай Гоголь."

2.

"Получилъ ваше письмо сегодня и, къ моей горести, узналъ, что вы больны. Я уже это заметилъ бы изъ одной краткости письма вашего, которому видно мешала много болезнь. Всегда нужно проклятой судьбе на самомъ удовольствiи покоя, въ которомъ я уже находился, зачернить начатокъ светлыхъ дней едкостью горя. Меня мучитъ ваша болезнь. — — Сделайте милость, берегите себя. Въ это время, когда вы нездоровы, я чувствую себя отъ того нездоровымъ. Вы сами знаете, что я еще драгоценнее васъ ничего не имею.

"Чемъ более близится место свиданiя, темъ более я опасаюсь неверности счастiя. Дай Богъ, чтобъ я засталъ васъ въ здоровьи совершенномъ, въ счастiи, въ спокойствiи, окруженными всеми возможными для васъ радостями. Не более месяца только осталось намъ жить въ разрозненiи; тогда я опять съ вами. — — Я не могу не радоваться, вспомнивъ, сколько меня ожидаетъ дома близкихъ моему сердцу, желая, чтобы этотъ годъ, какъ и все будущiе, Богъ подарилъ намъ изобилiе, чтобы роскошь плодородiя упитала счастливое наше жилище, чтобы все крестьяне наши были награждены съ избыткомъ за годичные труды свои. У насъ здесь поговариваютъ объ плодородiи этого года. Я думаю, что и у васъ также. Желательно мне бы узнать объ этомъ отъ васъ, маминька, также и водится ли что̀ въ саду нашемъ. Здесь и на фрукты урожай. Что-то теперь делаютъ пенаты мои? Я думаю, все ожидаютъ меня съ нетерпенiемъ.

"Позвольте поговорить съ вами теперь касательно платья. Ежели посылать деньги, то не тогда, когда будете присылать за мною: нужно гораздо прежде, а то экипажъ всегда дожидается, и тогда нужно метаться по всемъ портнымъ, и то еще ежели сыщешь, не смотря на дорогую плату. Я советовалъ бы вамъ, милая маминька, деньги отправить тотчасъ по полученiи моего письма: оно какъ разъ и выдетъ, что ко времени моего отъезда платье поспеетъ, для чего нужно по крайней мере три недели, а то мне всегда за скоростью шьютъ на живую нитку. Денегъ пришлите мне 150, полтораста рублей, потому (что) мне, кроме крупнаго платья, нужно еще до пропасти разныхъ безделушекъ, какъ-то: галстухи, подтяжки, платочки. Хотелось бы также сертучекъ летнiй, легенькiй, простенькiй, чтобы ходить дома. Казенныхъ намъ теперь не шили, и мы принуждены ходить въ суконныхъ.

"Дай Богъ, маминька, чтобъ я васъ засталъ совершенно здоровыми, совершенно веселыми. Меня крушитъ ужасно какъ болезнь ваша. Сто разъ целуя заочно ручки ваши, остаюсь вашимъ послушнейшимъ, любящимъ васъ более жизни сыномъ

"Николаемъ Гоголь-Яновскимъ."

Такъ оканчивается это письмо. Г. Григорiй Данилевскiй, напечатавъ его первый въ "Московскихъ Ведомостяхъ" 1852, № 124, съ разными поправками, приделалъ къ нему следующее окончанiе изъ письма отъ 7-го iюня 1826 года.

"Присылайте за мною экипажецъ уместительный, потому что я еду со всемъ богатствомъ вещественныхъ и умственныхъ имуществъ, и вы увидите труды мои. — — Теперь я оканчиваю посылать за себя представителей, т. е. письма. Но черезъ две недели явится творецъ ихъ, никогда неизменчивый въ своихъ чувствахъ, все тотъ же пламенный, признательный, никогда не загасившiй вечнаго огня привязанности къ родине и роднымъ".

въ голове его. Въ конце 1827 года онъ писалъ къ матери:

"Я теперь совершенный затворникъ въ своихъ занятiяхъ. Целый день съ утра до вечера ни одна праздная минута не прерываетъ моихъ глубокихъ занятiй. Объ потерянномъ времени жалеть нечего; нужно стараться вознаградить его; и въ короткiе эти полъ-года я хочу произвесть и произведу [я всегда достигалъ своихъ намеренiй] вдвое более, нежели во все время моего здесь пребыванiя, нежели въ целые шесть летъ. Мало я имею къ тому пособiй, особливо при большомъ недостатке въ нашемъ состоянiи. На первый только случай, къ новому году только, мне нужно по крайней мере выслать 60 рублей на учебныя для меня книги, при которыхъ я еще буду терпеть недостатокъ. Но при неусыпности, при моемъ железномъ терпенiи, я надеюсь положить съ ними начало по крайней мере, котораго уже невозможно бы было сдвинуть, начало великаго предначертаннаго мною зданiя. Все это время я занимаюсь языками. Успехъ венчаетъ, слава Богу, мои начинанiя. Но это еще ничто съ предполагаемымъ: въ остальные полъ-года я положилъ себе за непременное — окончить совершенно изученiе трехъ языковъ. На успехъ я не могу пожаловаться. Отъ него и отъ своего непоколебимаго намеренiя я много надеюсь. Мне жалко, мне горестно только, что я принужденъ васъ разстроивать и безпокоить, зная наше слишкомъ небогатое состоянiе, моими просьбами о деньгахъ, и сердце мое разрывается, когда подумаю, что я буду иметь непрiятную необходимость надоедать вамъ подобными просьбами чаще прежняго. Но, почтеннейшая маминька, вы, которая каждый часъ заставляетъ насъ удивляться высокой своей добродетели, своему великодушному самоотверженiю единственно для нашего счастiя, не старайтесь сохранять для меня именiя. Къ чему оно? Только разве на первые два или три года въ Петербурге мне будетъ нужно вспоможенiе, а тамъ... разве я не умею трудиться? разве я не имею твердаго, неколебимаго намеренiя къ достиженiю цели, съ которымъ можно будетъ все побеждать? и эти деньги, которыя вы мне будете теперь посылать, не значитъ ли это отдача въ ростъ, съ темъ, чтобъ после получить утроенный капиталъ съ великими процентами? Продайте тотъ лесъ большой, который мне назначенъ. Деньгами, вырученными за него, можно не только сделать вспоможенiе мне, но и сестре моей Машиньке. Я какъ подумаю, что ей бедной слишкомъ мало достается на часть, такъ не лучше ли будетъ, если разделюсь всемъ своимъ именiемъ съ нею, особливо какъ буду въ Петербурге. Я бы оставилъ только домикъ для своего прiезду. Объ меньшихъ сестрахъ после подумаемъ. А вы, маминька, осчастливите [чего я надеюсь безъ сомненiя] меня своимъ пребыванiемъ, и, спустя какихъ-нибудь года три после своего бытiя въ Петербурге, я прiеду за вами. Вы тогда не оставите меня никогда. Тогда вы будете въ Петербурге моимъ ангеломъ-хранителемъ, и советы ваши, свято мною исполняемые, загладятъ прошлое легкомыслiе моей юности, и тогда-то я буду совершенно счастливъ."

Грустно читать эти мечты о внутреннемъ удовлетворенiи жизнью, о какихъ-то великодушныхъ предпрiятiяхъ и о великихъ результатахъ безкорыстной деятельности, которыми Гоголь надеялся наслаждаться, — грустно читать обо всемъ этомъ, зная, какая борьба предстояла ему въ водовороте добра и зла, высокаго и низкаго, прекраснаго и отвратительнаго, въ который онъ бросился своими свежими силами. Но сколько поэзiи въ этой юношеской самоуверенности, въ этой дерзости стремиться къ чрезвычайному, не имея еще силъ чрезвычайныхъ! Никто изъ нашихъ поэтовъ не задумывался такъ рано о великихъ подвигахъ для блага ближняго; ни у кого не было въ юности такъ широко любящей души; и никто не боролся такъ горячо съ равнодушiемъ массы ближнихъ къ добру. Читатель далее увидитъ, какъ ясно сознавалъ Гоголь свое призванiе еще до переезда въ Петербургъ. Теперь я помещу два письма къ Г. И. Высоцкому, писанныя въ 1827 году, и потомъ перейду снова къ переписке его съ матерью.

Г. Высоцкiй былъ соученикъ Гоголя по Гимназiи Высшихъ Наукъ и шелъ классомъ или двумя выше его.

Онъ имелъ сильное влiянiе на первоначальный характеръ гоголевыхъ сочиненiй. Товарищи ихъ обоихъ, перечитывая "Вечера на Хуторе" и "Миргородъ", на каждомъ шагу встречаютъ слова, выраженiя и анекдоты, которыми г. Высоцкiй смешилъ ихъ еще въ Гимназiи.

Ученическiя письма Гоголя отличаются отсутствiемъ всякихъ правилъ орфографiи, что обнаруживаетъ поверхностность полученнаго поэтомъ въ детстве воспитанiя, а пожалуй также и его всегдашнюю небрежность въ литературной манипуляцiи. Чтобъ сделать ихъ более ясными, я разставилъ какъ следуетъ знаки препинанiя, обратилъ прописныя буквы, на которыя онъ былъ тогда очень щедръ, въ строчныя и поправилъ неправильныя окончанiя въ прилагательныхъ именахъ.

1.

"1827 года, генваря 17. Нежинъ."

"Теперь только прiехалъ я изъ дому, где былъ все праздники, и сегодня только получилъ твою записку отъ Шапалинскаго. Извини меня, безценный другь, что я такъ неблагодарно отплатилъ за твое дружеское расположенiе: на письмо твое не отвечалъ ни слова. Я знаю, что ты, зная меня, не подумаешь, чтобы это произошло отъ какого либо небреженiя или холодности: нетъ, другъ! По крайней мере, позволь сказать, что ни къ кому сердце мое такъ не привязывалось, какъ къ тебе. Съ первоначальнаго нашего здесь пребыванiя, уже мы поняли другъ друга, а глупости людскiя уже рано сроднили насъ; вместе мы осмеивали ихъ и вместе обдумывали планъ будущей нашей жизни. Половина нашихъ думъ сбылась: ты ужъ на месте, уже имеешь сладкую уверенность, что существованiе твое не ничтожно, что тебя заметятъ, оценятъ; а я... зачемъ намъ такъ хочется скоро видеть наше счастiе? за чемъ намъ дано нетерпенiе? мысль о немъ и днемъ и ночью мучитъ, тревожитъ мое сердце: душа моя хочетъ вырваться изъ тесной своей обители, и я весь — нетерпенье. Ты живешь уже въ Петербурге, уже веселишься жизнью, жадно торопишься пить наслажденiя, а мне еще не ближе полутора года видеть тебя, и эти полтора года длятся для меня нескончаемымъ векомъ... Много принесло мне удовольствiя письмо твое; жадно перечитывалъ я тобою писанное, ловилъ слова, и мне казалось, будто я слышу изъ устъ твоихъ. И после всего этого, после всей радости, которую ты прислалъ ко мне съ письмомъ, я ни слова не сказалъ тебе. Какая неблагодарность чернее этой? Но еще разъ прошу тебя, не вини меня: ты знаешь мою оплошность, которую теперь уже оставилъ, и принялъ твердое намеренiе писать нарочно побольше писемъ въ разныя места, чтобы темъ прiучить себя къ исправности. Сделай милость, Г. Ив., для нашей старой привязанности, для нашей дружбы не забудь меня, — пиши ко мне разъ въ месяцъ. Съ этой поры никогда письмо твое не будетъ оставлено безъ ответа.

"Пиши мне объ своей жизни, о своихъ занятiяхъ, удовольствiяхъ, знакомствахъ, службе и обо всемъ, что̀ только напоминаетъ прелесть жизни петербургской. Это одно для меня развеетъ горечь моего заточенiя, сблизитъ урочное время и покажетъ мне тебя въ твоемъ быту. Я знаю, что не оставишь меня, и уже съ восхищенiемъ въ мечтахъ читаю письмо, забывая и местопребыванiе свое, и весь мiръ, выключая тебя съ Петербургомъ.

"Я здесь совершенно одинъ: почти все оставили меня; не могу безъ сожаленiя и вспомнить о вашемъ классе. Много и изъ моихъ товарищей удалилось. Л*** поехалъ въ Одессу, Д*** тоже выбылъ. Не знаю, куда понесетъ его. Здесь онъ весьма худо велъ себя. Изъ старыхъ никого нетъ. Насъ теперь весьма мало; но мне до ихъ дела нетъ: я совершенно позабылъ всехъ. Изредка только здешнiя происшествiя трогаютъ меня; впрочемъ, я весь съ тобою въ столице. Объ твоемъ аттестате я всегда надоедалъ Шапалинскому, и теперь крепко настоилъ, чтобъ отсылать къ тебе. Онъ уже изготовленъ, и ты скоро получишь. Каково теперь у васъ? Какъ-то будете веселиться на маслянице? Ты мне мало сказалъ про театръ, какъ онъ устроенъ, какъ отделанъ. Я думаю, ты дня не пропускаешь, — всякiй вечеръ тамъ. Чья музыка? Что̀ тебе сказать объ нашихъ новостяхъ? здесь ихъ совершенно нетъ. Писать тебе про пансiонъ? онъ у насъ теперь въ самомъ лучшемъ, самомъ благородномъ состоянiи, и всемъ этимъ мы одолжены нашему инспектору Белоусову. Къ масленице затеваютъ театръ. Дураки всё такъ же глупы. Барончикъ, Доримончикъ, фонъ-Фонтикъ-Купидончикъ, Мишель Дюсенька, Хопцики здравъ и не вредимъ, и часъ отъ часу глупеетъ. Демировъ-Мишковскiй, Батюшечка и Урсо кланяются по поясъ. Мыгалычъ чуть-чуть было не околелъ. Впрочемъ все благополучно. Бодянъ только проситъ у тебя на водку. Но прости: я болтаю пустяки и надоелъ уже, думаю, тебе до сна. Но следующей почте я намеренъ еще тебе сказать кое объ чемъ; а до того времени не забудь твоего вернаго, всегда и везде тебя любящаго стариннаго друга

"Н. Гоголя."

"Божко и Миллеръ благодарятъ, что ты не забылъ ихъ."

"Получено отъ Николая Васильевича Гоголь-Яновскаго сiе письмо 9-го февраля 1827 г. Въ С. Петербурге"

2.

"1827 годъ, м. iюнь, число 26. Нежинъ".

"Пишу къ тебе таки изъ Нежина. Не думай, чтобы экзаменъ могъ помешать мне писать къ тебе. Письмами твоими я уже более сблизился съ тобою, и потому буду безпрестанно надоедать. Мне представляется, что ты сидишь возле меня, что я имею право поминутно тебя распрашивать. Милый, Герас. Иван., знаю привязанность твою: она вылилась вся въ письме твоемъ. Она, кажется, ростетъ между нами более и более, и утверждается нашею разлукою. Люблю тебя еще более, чемъ прежде, и спешу соединиться съ тобою, хотя ты меня ужаснулъ чудовищами великихъ препятствiй. Но они безсильны; или — странное свойство человека! — чемъ более трудностей, чемъ более преградъ, темъ более онъ летитъ туда. Вместо того, чтобы остановить меня, они еще более разожгли во мне желанiе. Меня восхищаетъ, когда я подумаю, что тамъ есть кому ждать меня, есть кому встретить роднымъ приветствiемъ и облеснуть лицо светлою радостью. Означились мне на сердце также и друзья-прiятели твои. Я не знаю ихъ, никогда не видалъ, но они друзья тебе, и я ихъ такъ же люблю, какъ и ты. Зачемъ ты не наименилъ ни одного изъ нихъ? Хотя имя не определитъ человека, не ознакомитъ съ нимъ, однако я все бы могъ изъ письма твоего узнать ихъ характеръ, свойство, съ кемъ ты более друженъ, — особливо, когда они будутъ действующими лицами въ твоихъ письмахъ, чего мне непременно хочется. Уединясь совершенно отъ всехъ, не находя здесь ни одного, съ кемъ бы могъ слить долговременныя думы свои, кому бы могъ выверить мышленiя свои, я осиротелъ и сделался чужимъ въ пустомъ Нежине. Я иноземецъ, забредшiй на чужбину искать того, что́ только находится въ одной родине, и тайны сердца, вырывающiяся на лице, жадныя откровенiя, печально опускаются въ глубь его, где такое же мертвое безмолвiе.

Въ такомъ случае я желаю знать тебя въ кругу твоихъ друзей, где не скрываешься и где ваши занятiя всегда радостны; хочу даже, чтобы ты писалъ мне ваши разговоры и целыя происшествiя замечательнаго дня. Можетъ быть, я требую многаго; но ты не откажешь въ этомъ тому, у котораго, кроме тебя, почти ничего не осталось и который только этимъ и бываетъ веселъ. И точно: я ничего теперь такъ не ожидаю, какъ твоихъ писемъ. Они — моя радость въ скучномъ уединенiи. Несколько только я разгоняю его чтенiемъ новыхъ книгъ, для которыхъ берегу деньги, неоставляющiя для меня ничего, кроме ихъ, и выписыванiе ихъ составляетъ одно мое занятiе и одну мою корреспонденцiю. Никогда еще экзаменъ для меня не былъ такъ несносенъ, какъ теперь. Я совершенно весь истомленъ, чуть движусь. Не знаю, что со мною будетъ далее. Только я л надеюсь, что поездкою домой обновлю немного свои силы. Какъ чувствительно приближенiе выпуска, а съ нимъ и благодетельной свободы! Не знаю, какъ-то на следующiй годъ я перенесу это время!... Какъ тяжко быть зарыту вместе съ созданьями низкой неизвестности въ безмолвiе мертвое! Ты знаешь всехъ нашихъ существователей, всехъ, населившихъ Нежинъ. Они задавили корою своей земности, ничтожнаго самодовольстiя высокое назначенiе человека. И между этими существователями я долженъ пресмыкаться..... Изъ нихъ не исключаются и дорогiе наставники наши. Только между товарищами, и то не многими, нахожу иногда, кому бы сказать что-нибудь. Ты теперь въ зеркале видишь меня. Пожалей обо мне! Можетъ быть, слеза соучастiя, отдавшаяся на твоихъ глазахъ, послышится и мне.

"Ты уже и успелъ дать за меня слово объ моемъ согласiи на ваше намеренiе отправиться за границу. Смотри только впередъ не раскаяться? можетъ быть, мне жизнь петербургская такъ понравится, что́ я и поколеблюсь и вспомню поговорку: "не ищи того за моремъ, что́ сыщешь ближе". Но уже такъ и быть; ты далъ слово — нужно мне спустить твоей опретчивости. Только когда это еще будетъ? Еще годъ мне нужно здесь, да годъ, думаю, въ Петербурге; но, впрочемъ, я безъ тебя не останусь въ немъ: куда ты, туда и я. Только будто ли меня ожидаютъ? Меня это ужасть какъ приближаетъ къ Петербургу, — темъ более, что я внесенъ уже въ вашъ кругъ. Мое имя, я думаю, поминается между вами, и, можетъ быть, по какому-то тайному сочувствiю, кто нибудь изъ друзей твоихъ наименитъ меня, какъ друга ихъ друга, предугадывая, что онъ также добръ. На дняхъ я получилъ письмо отъ Л***, не знаю по какой благодати. Чего только онъ въ немъ не наговорилъ! и каламбуровъ и стишковъ. Изо всего письма я только могъ заметить, что, увидевши мое письмо къ тебе, онъ загорелся воспоминанiемъ и решился подкрепить его посланiемъ. На четырехъ страницахъ не сказалъ объ себе ни слова, даже не объявилъ при конце письма, что онъ Л*** — Р***; а въ заключенiе просилъ меня известить объ пренебреженiе. Извини меня какъ нибудь передъ нимъ.... Нетъ ли тамъ у васъ Николаевича-Кобеляцкаго? Мы уже годъ какъ его не видимъ. Сначала было наведывался къ намъ, а теперь пропалъ безъ вести. У насъ теперь у Нежине завелось сообщенiе съ Одессою посредствомъ парахода или брички Ваныкина. Этотъ пароходъ отправляется отсюда ежемесячно съ огурцами и пикулями и возвращается набитый маслинами, табакомъ и гальвою. Семеновичъ-Орлай, который теперь обретается въ Одессе, подманилъ отсюда Д*** — М***, которому давно уже Гимназiя открыла свободный, безпрепятствiй пропускъ за пьянство; и по сему поводу пароходъ совершилъ седмую экспедицiю для взятiя въ пассажиры М***го, а на место его въ гувернеры высадилъ директорскую ключницу, ростомъ въ сажень съ половиною, которая привела было въ трепетъ всю челядь Гимназiи Высшихъ Наукъ К. Безбородко, пока одинъ Бодянъ не доказалъ, что русскiй солдатъ чорта не боится, и въ славномъ сраженiи при Шурше оборотилъ переднiя ея челюсти на затылокъ. К*** къ намъ ходитъ теперь съ бритою головою [опасаясь, верно, плотоядныхъ животныхъ]; но чтобы не выказать срамоты, заказалъ красную шапочку, и этимъ точно охарактеризовалъ себя. И действительно теперь онъ сделался такимъ, что всякъ придетъ въ недоуменiе, похожъ ли онъ на того человека, которому бреютъ голову, или на того, который ходитъ въ красной шапочке, и попеременно бесится, находясь то въ степени [употреблю твое слово] амуристики, то въ степени, обладавшей знаменитымъ изгнанникомъ Д****мъ — М***мъ. Данилевскiй находится теперь въ Москве, — не могу наверно сказатъ где, но, кажется, въ пансiоне. Петръ Александровичъ Б***, наскуча недеятельною жизнью, захотелъ отведать трудностей воинскихъ, и, месяцъ назадъ, я получилъ письмо, въ которомъ объявляетъ онъ о своемъ определенiи въ Северскiй конно-егерскiй полкъ. — —

"Теперь гимназiя наша заселена всё семействами. Всемъ чиновникамъ пришла блажь жениться. Объ женитьбе Шапалинскаго и Самойленка, я думаю, (ты) слышалъ; кроме того, Лаура [II***] совокупился законнымъ бракомъ съ дочерью Капетихи. В*** женится на Фелибертисе [онъ овдовелъ при тебе]; І*** — на базилёвой сестрице, которая прiехала изъ Одессы; Л*** — на какой-то французской мамзели, которой имени ей-Богу я до сихъ поръ не знаю, хотя три месяца уже прошло после ихъ обрученiя; и даже казакъ М*** намеревается, вероятно, уничтожить одиночество своей жизни, хотя это и ; но доказательствомъ сему служитъ его покупка земли, на которой уже началъ домъ строить.

"Мишель нашъ, баронъ Кунжутъ-фонъ-Фонтикъ — радуйся — снова у насъ; а мы уже было думали, что онъ совсемъ насъ оставитъ. Уже подалъ было прошенiе о принятiи его въ драгунскiй полкъ: но благоразумный отецъ, узнавъ объ этомъ, отеческою рукою расписалъ ему заднiй фасадъ, въ числе 150 ударовъ, и онъ, барончикъ Хопцики, обновленный, явился у насъ снова, празднуя свое перерожденiе. Но я, думаю, надоелъ тебе пустяками. Читая письмо мое, я думаю, ты почесываешь голову и частенько поглядываешь на часы, какъ на свидетелей теряемаго времени. Но неужели мы должны векъ серьёзничать, — и отчего же изредка не быть творителями пустяковъ, когда ими пестрится жизнь наша? Признаюсь, мне наскучило горевать здесь, и, не могши ни съ кемъ развеселиться, мысли мои изливаются на письме и, забывшись отъ радости, что есть съ кемъ поговорить, прогнавъ горе, садятся нестройными толпами въ виде буквъ на бумагу, и въ это время — вообрази — я на какую мысль набрёлъ. Уже ставлю мысленно себя въ Петербурге, въ той веселой комнатке, окнами на Неву, такъ какъ я всегда думалъ найти себе такое место. Не знаю, сбудутся ли мои предположенiя, буду ли я точно живатъ въ этакомъ райскомъ месте, или неумолимое веретено судьбы зашвирнетъ меня съ толпою самодовольной чернi — [мысль ужасная!] въ самую глушь ничтожности, отведетъ мне черную квартиру неизвестности въ мiре.

"Но, покуда еще неизвестно намъ предопределенiе судьбы, ужели нельзя хотя помечтать о будущемъ? Этимъ богатствомъ я всегда буду наделенъ. Оно не оставитъ меня во все дленiе жизни. Но слушай: будто ты сидишь у меня, будто говоримъ мы долго, будто смеемся, и — веришь ли? — будто, забывшись, перо выпадало разъ двадцать на бумагу, разрушало мечтательныя думы и съ досады зачеркивало ничего ему несделавшiя слова. Ахъ, какъ въ это время хотелось бы мне обнять тебя, увидеть тебя! Не знаю, можетъ ли что̀ удержать меня ехать въ Петербургъ, хотя ты порядкомъ пугнулъ и пристращалъ меня необыкновенною дороговизною, особливо съестныхъ припасовъ. Более всего удивило меня, что самые пустяки такъ дороги, какъ-то: манишки, платки, косынки и другiя безделушки. У насъ, въ доброй нашей Малороссiи, ужаснулись такихъ ценъ и убоялись, сравнивъ суровый климатъ вашъ, который еще нужно покупать необыкновенною дороговизною, и благословенный малороссiйскiй, который достается почти даромъ; а потому многiе изъ самыхъ жаркихъ желателей уже навостряютъ лыжи обратно въ скромность своихъ недальнихъ чувствъ и удовольнились ничтожностью, почти вечною. Хорошо, ежели они обратятъ свои дела для пользы человечества. Хотя въ самой неизвестности пропадутъ ихъ имена, но благодетельныя намеренiя и дела освятятся благоговенiемъ потомковъ.

"Какое теперь ужасное у насъ плодородiе, ты не поверишь, — особливо фруктовъ! Деревья гнутся, ломятся отъ тяжести. Не знаемъ, девать куда. Я воображаю объ необыкновенной роскоши, которою я буду пресыщаться, прiехавши домой. Уже два дни экипажъ стоитъ за мною. Съ нетерпенiемъ лечу освежиться, ожить отъ мертваго усыпленiя годичнаго въ Нежине, отъ ядовитаго истомленiя, вследствiе нетерпенiя и скуки. Возвратясь, начну живее и спокойнее носить иго школьнаго педантизма, пока уроченное время, со всеми своими мучительными ожиданiями и нетерпенiемъ, не предстанетъ снова истомленному. Какая у насъ засуха! более полтора месяца не шли дожди. Не знаю, что́ будетъ далее. Лето вдругъ у насъ переменилось: сделалось вдругъ такъ холодно, что даже принуждены мерзнуть, особливо по утрамъ. Весна была нестерпимо жарка.

"Позволь еще тебя, единственный другъ Герас. Иван., попросить объ одномъ деле... надеюсь, что ты не откажешь... а именно: нельзя ли заказать у васъ въ Петербурге портному самому лучшему фракъ для меня? Мерку можетъ снять съ тебя, потому что мы одинакого росту и плотности съ тобой. А ежели ты разжирелъ, то можешь сказать, чтобы немного уже. Но объ этомъ после, а теперь — главное — узнай, что стоитъ пошитье самое отличное фрака по последней моде, и цену выставь въ письме, чтобы я могъ знать, сколько нужно посылать тебе денегъ. А сукно-то, я думаю, здесь купить, оттого, что ты говоришь — въ Петербурге дорого. Сделай милость, извести меня какъ можно поскорее, и я уже приготовлю все такъ, чтобы, по полученiи письма твоего, сейчасъ все тебе и отправить, потому что мне хочется ужасно какъ, чтобы къ последнимъ числамъ или къ первому ноября я уже получилъ фракъ готовый. Напиши, пожалуста, какiя модныя матерiи у васъ на жилеты, на панталоны, выставь ихъ цены и цену за пошитье. Извини, драгоценный другъ, что я тебя затрудняю такъ; я знаю, что ты ни въ чемъ не откажешь мне, и для того надеюсь получить самый скорый отъ тебя ответъ и уведомленiе. Какъ ты обяжешь только меня этимъ! Какой-то у васъ модный цветъ на фраки? Мне очень бы хотелось сделать себе синiй съ металлическими пуговицами; а черныхъ фраковъ у меня много, и они мне такъ надоели, что смотреть на нихъ не хочется. Съ нетерпенiемъ жду отъ тебя ответа, милый, единственный, безценный другъ.

"Письмо мое началъ укоризнами унынiя и при конце развеселился. Тебе хочется знать причину? вотъ она: я началъ его въ Нежине, а кончаю дома, въ своемъ владенiи, где окруженъ почти съ утра до вечера веселiемъ. Желаю тебе вполне имъ наслаждать(ся), и чтобы никогда минута горести не отравляла часовъ твоей радости. А я до гроба твой

"Неизменный, верный, всегда тебя любящiй

"Николай Гоголь.

"Изъ Нежина къ тебе кланяются все, — примечательнее: Лопушевскiй, буфетчикъ Марко (прежнiй фаворитъ твой, съ своею красною жонкою), баронъ фонъ-Фонтикъ давинее (?), Гусь Евлампiй, Григоровъ, Божко, Миллеръ и проч. и проч., а отсюдова одинъ только я приветствую тебя поклономъ заочно."

своими соучениками. Между темъ они сохранили о немъ воспоминанiе, какъ о страшномъ неряхе. Онъ решнтельно пренебрегалъ тогда своею внешностью и принаряжался только дома, где, видно, были люди, на которыхъ онъ особенно желалъ производить прiятное впечатленiе.

"Окончивъ курсъ наукъ (говоритъ г. Кулжинскiй), Гоголь прежде всехъ своихъ товарищей, кажется, оделся въ партикулярное платье. Какъ теперь вижу его, въ светлокоричневомъ сюртуке, котораго полы подбиты были какою-то красною матерiей въ большихъ клеткахъ. Такая подкладка почиталась тогда nec plus ultra молодаго щегольства, и Гоголь, идучи по гимназiи, безпрестанно обеими руками, какъ будто не нарочно, раскидывалъ полы сюртука, чтобы показать подкладку."

иногда вата, которую онъ подкладывалъ подъ пружины, а изъ-за галстуха вечно торчали белыя тесемки. А одинъ изъ его учениковъ, описывая Гоголя въ эпоху 1831 года, говоритъ, что костюмъ его былъ составленъ изъ резкихъ противоположностей щегольства и неряшества. Такимъ образомъ, Гоголь служитъ новымъ подтвержденiемъ мненiя, что поэтъ въ мелкихъ делахъ общежитiя непременно долженъ иметь какiя-нибудь странности.

Следующая выписка изъ письма Гоголя къ матери (отъ 1-го марта, 1828) представитъ изумительное явленiе: молодой школьникъ говоритъ о высокомъ христiянскомъ самосовершенствованiи посредствомъ нуждъ и страданiй и характеризуетъ себя въ настоящемъ и будущемъ съ поразительною верностью.

"Я не говорилъ (вамъ) никогда, что утерялъ целые 6 летъ даромъ. Скажу только, что нужно удивляться, что я въ этомъ глупомъ заведенiи могъ столько узнать еще. Вы изъявляли сожаленiе, что меня въ начале не поручили кому; но знаете ли, что для этого нужны были тысячи? Да что̀ бы изъ этого было? Виделъ я здесь и техъ, которые находились подъ особымъ покровительствомъ. Имъ только лучше ставили классные шары, а впрочемъ они были глупее прочихъ, потому что они совершенно ничемъ не занимались. Я не тревожилъ васъ уведомленiемъ объ этомъ, зная, что лучшаго воспитанiя вы дать мне были не въ состоянiи и что не во всякое заведенiе можно было такъ счастливо на казенный счетъ попасть. Кроме неискусныхъ преподавателей наукъ, кроме великаго нераденiя и проч., здесь языкамъ совершенно не учатъ. Доказательствомъ сему служатъ те, которые, прiехавши сюда съ некоторыми познанiями въ языкахъ, выезжали, позабывши последнiя. Ежели я что̀ знаю, то этимъ обязанъ совершенно одному себе. И потому не нужно удивляться, если надобились деньги иногда на мои учебныя пособiя, если не совершенно достигъ того, что̀ мне нужно. У меня не было другихъ путеводителей, кроме меня самаго, а можно ли самому, безъ помощи другихъ, совершенствоваться? Но времени для меня впереди еще много, силы и старанiе имею. Мои труды, хотя я ихъ теперь удвоилъ, мне не тягостны ни мало; напротивъ, они не другимъ чемъ мне служатъ, какъ развлеченiемъ, и будутъ также служить имъ и въ моей службе, въ часы, свободные отъ другихъ занятiй. Что̀ же касается до бережливости въ образе жизни, то будьте уверены, что я буду уметь пользоваться малымъ. Я больше поиспыталъ горя и нуждъ, нежели вы думаете. Я нарочно старался у васъ, всегда когда бывалъ дома, показывать разсеянность, своенравiе и проч., чтобы вы думали, что я мало обтерся, что мало былъ прижимаемъ зломъ. Но врядъ ли кто вынесъ столько неблагодарностей, несправедливостей, глупыхъ, смешныхъ притязанiй, холоднаго презренiя и проч. Все выносилъ я безъ упрековъ, безъ роптанiя; никто не слыхалъ моихъ жалобъ; я даже всегда хвалилъ виновниковъ моего горя. Правда, я почитаюсь загадкою для всехъ: никто не разгадалъ меня совершенно. У васъ почитаютъ меня своенравнымъ педантомъ, думающимъ, что онъ умнее всехъ, что онъ созданъ на другой ладъ отъ людей. Верите ли, что я внутренно самъ смеялся надъ собою вместе съ вами? Здесь меня называютъ смиренникомъ, идеаломъ кротости и терпенiя. Въ одномъ месте я самый тихiй, скромный, учтивый, въ другомъ — угрюмый, задумчивый, неотесанный и проч., у иныхъ уменъ, у другихъ глупъ. Какъ угодно почитайте меня, но только съ настоящаго моего поприща вы узнаете настоящiй мой характеръ. Верьте только, что всегда чувства благородныя наполняютъ меня, что никогда не унижался я въ душе и что я всю жизнь свою обрекъ благу. Вы меня называете мечтателемъ опрометчивымъ, какъ будто бы я внутри самъ не смеялся надъ ними. Нетъ, я слишкомъ много знаю людей, чтобы быть мечтателемъ. Уроки, которые я отъ нихъ получилъ, останутся навеки неизгладимыми, и они — верная порука моего счастiя. Вы увидите, что со временемъ за все ихъ худыя дела я буду въ состоянiи заплатить благодеянiями, потому что зло ихъ мне обратилось въ добро. Это непременная истина, что ежели кто порядочно пообтерся, ежели кому всякой разъ давали чувствовать крепкiй гнетъ несчастiй, тотъ будетъ счастливейшiй."

и наклонностями будущаго автора повестей и комедiй, сделаю описанiе записной книги его, заведенной въ 1826 году и въ которую онъ, по всемъ признакамъ, не вносилъ уже ничего, по окончанiи курса. Книга эта, судя по ея переплету, слишкомъ мастерскому для нежинской работы даже и въ наше время, была кемъ-то подарена Гоголю для того употребленiя, которое онъ изъ нея сделалъ. Разнообразiе внесенныхъ въ нее статей обнаруживаетъ въ молодомъ владельце ея сильную жажду знанiя, которой противодействовала, можетъ быть, только поэтическая лень, недававшая Гоголю привести въ исполненiе всехъ его намеренiй по предмету положительной эрудицiи.

"Книга Всякой Всячины, или Подручная Энциклопедiя. Составл. Н. Г. Нежинъ, 1826". Вотъ предметы, интересовавшiе по чему-либо Гоголя-школьника. Исчисляю ихъ въ томъ порядке, какъ разбросаны они въ книге, поделенной на мелкiя части алфавитомъ.

"Аптекарскiй весъ".

"Архитектурные чертежи".

"Лексиконъ малороссiйскiй".

"Весъ въ разныхъ государствахъ".

"Hauters des quelques monuments remarquables".

"Древнее вооруженiе греческое".

"Вирша, говоренная гетману Потемкину Запорожцами".

"Деньги и монеты разныхъ государствъ".

Декретъ Миргородской Ратуши 1702 года.

"Распространенiе дикихъ деревъ и кустарниковъ въ Европе".

"Енеиды" Котляревскаго.

Чертежи сельскихъ заборовъ.

"Игры, увеселенiя Малороссiянъ".

"Имена, даваемыя при крещенiи".

"Нечто объ исторiи искусствъ".

"Мысли объ исторiи вообще".

"Комерческiй словарь".

"Мера протяженiя".

"Малороссiйскiя загадки".

"Малороссiйскiя преданiя, обычаи, обряды".

Чертежи музыкальныхъ инструментовъ древнихъ Грековъ.

"Нечто о русской старинной масленнице".

Песня:

"Ой ну, Юрку, продай курку,
А самъ прыстань до вербунку..."

"Объ одежде и обычаяхъ Русскихъ XVII века, изъ Мейеберга".

"Объ одежде Персовъ".

"Обычаи Малороссiянъ".

"Пословицы, поговорки, приговорки и фразы малороссiйскiя".

"Планетныя сыстемы".

"Карта, сделанная барономъ Герберштейномъ во время пребыванiя въ Россiи".

"О старинныхъ русскихъ свадьбахъ".

"Ключъ къ стенографiи Эрдмана".

"О свадьбахъ Малороссiянъ".

"Сравненiе садоваго года Францiи и Россiи".

Чертежи садовыхъ скамеекъ.

"Объ архитектуре театровъ".

"Списокъ россiйской и балетной труппы С. Петербургскаго театра артистовъ. (Изъ Р. Т. 1825 года)".

"Pieces de M. Scribe".

Рисунки беседокъ.

"Переднiй фасадъ (прежнiй) дома въ д. Васильевке, въ готическомъ вкусе".

"Заднiй фасадъ того же дома".

"Славянскiя цифры".

̀ можно было до сихъ поръ собрать о первомъ перiоде жизни Гоголя. Другой бы, можетъ быть, представилъ это въ более выразительномъ виде и слилъ бы разныя мелочи въ более стройную картину; я представляю факты въ томъ простомъ виде и почти въ томъ сцепленiи ихъ между собою, въ какомъ они были открываемы мною, будучи убежденъ, что это только абрисъ, по которому впоследствiи нанесутся цветы и тени, и что если последующая внутренняя жизнь Гоголя была столь разнообразна въ своихъ движенiяхъ, столь богата умственными представленiями, столь благоуханна цветами сердца, то корней всего этого надобно искать въ темной и таинственной почве детства, ибо въ "организме ребенка скрывается уже человекъ", и первыя движенiя детскаго ума нередко проявляютъ те идеи, для распространенiя которыхъ генiальная натура призвана въ мiръ. Какъ ни много, на первый разъ, собрано у меня матерiаловъ для каждаго изъ трехъ перiодовъ жизни поэта, но изъ этого не следуетъ еще строить исторiи его жизни такъ систематически, такъ последовательно и заключительно, какъ развивается романъ или поэма. Я только покажу читателю разныя положенiя Гоголя въ жизни и въ литературе, разныя стороны его житейскаго и поэтическаго характера, сколько это раскрылось для самого меня изъ известныхъ доселе фактовъ и письменныхъ документовъ, но далеко еще то время, когда можно будетъ въ заглавiи подобнаго сочиненiя написать: "Полная Бiографiя". Что̀ касается до перваго перiода жизни Гоголя, то онъ, сравнительно съ прочими, оказывается самымъ скуднымъ сведенiями и требуетъ много труда для наполненiя всехъ своихъ пробеловъ. Не знаю, кто будетъ иметь возможность, желанiе или уменье заняться этимъ деломъ; но важность подобнаго занятiя, какъ для исторiи русской словесности, такъ и для психологiи вобще должна быть очевидна для каждаго.