Жизнь в Москве
Была у Гоголя в России и ещё одна забота: Анна Вильегорская, та самая юная Нози. Чем больше удалялась от него А. О. Смирнова, тем ближе становилась эта доверчивая девушка. Он беспокоился то за ее здоровье, то за безотчетные юношеские порывы влюбиться. Но как стать ближе, чтобы она доверялась только ему?
И Николай Васильевич засыпал ее письмами с советами и наставлениями: во сколько ложиться спать, какие танцы танцевать, сколько сидеть на одном месте и какие книги читать. Порой его замечания были довольно-таки обидны для юной особы. Так в одном письме к ней он писал: «Ведь вы нехороши собой. Знаете ли вы это достоверно? Вы бываете хороши только тогда, когда в лице вашем появляется благородное движение <…> как скоро же нет у вас этого выражения, вы становитесь дурны». Но она только трепетала перед великим писателем, почти святым, который снизошел до того, чтобы заниматься ею и наставлять ее.
Родители не очень беспокоились по поводу их общения. Однако ухаживания Гоголя за их молодой дочерью могли вызвать толки в свете. Поэтому они перестали настаивать на том, чтобы он пожил ещё в их доме, общение стало напряженным, Анна по настоянию матери сидела в своей комнате. А Гоголь не понимал, за что так немилостиво с ним обходятся, но объяснений не потребовал и огорченный уехал в Москву.
Но у кого приютиться? И отправился он к «неопрятному и растрепанному душой Погодину, ничего не помнящему, ничего не примечающему, наносящему на всяком шагу оскорбления другим и того не видящему, Фоме Неверующему, близоруким и грубым аршином меряющему людей». В свое время он с такой дарственной надписью прислал бывшему товарищу экземпляр «Выбранных мест». После этого можно было на их отношениях поставить крест. Но из уважения к писателю Погодин все же открыл для него свои двери. А для Гоголя это было самое комфортное жилье. Ради него стоило и помириться…
Однако вел себя Николай Васильевич по-прежнему бесцеремонно. И Погодин оставлял бесконечные записи в своих дневниках, что люди с годами не меняются.
В это же время Гоголь встретился с отцом Матвеем Константиновским, который в свое время очень поддержал писателя после поездки в Иерусалим. На писателя произвело большое впечатление красноречие священника, и он подтвердил, что собирается весь свой талант посвятить служению Церкви, в частности второй том «Мертвых душ» должен стать гимном России и православию. На прощание отец Матвей благословил Николая Васильевича.
Но как только Гоголь расстался со священником он задумался, как следует ему относиться к этому покровительству: радоваться или ужасаться? Не было у него однозначного отношения к этой встрече.
А тем временем Погодин выражал свое явное неодобрение тем, что писатель попал в руки к священникам и не скрывал своего отношения. Сосуществовать под одной крышей им становилось все труднее. И тут граф Толстой предложил Гоголю поселиться у него в доме на Никитском бульваре. Николай Васильевич ни минуты не колебался.
жилье и отсутствие материальных проблем – вот о чем всегда мечтал писатель. Здоровье его улучшилось. Зато не было никакого настроя к работе. И он задумался: не совершить ли очередное путешествие? Дороги всегда спасали его, настраивали на рабочий лад.
– Львом Арнольди – и пригласила их в июле в свое имение близ Калуги. Долго раздумывать писатель не стал. Пожитки его тоже были невелики. И вот 6 июля 1849 года он, взяв лишь складной чемодан с вещами и большой кожаный портфель с «Мертвыми душами», тронулся в путь в сопровождении нового компаньона.