Конец «Мертвых душ» и смерть писателя
После встречи с отцом Матвеем Гоголь находился в смятении. Может, он всю жизнь невольно служил искусителю? Может, именно поэтому он должен был теперь отказаться от литературного творчества и отречься от Пушкина?
Утром на масленице он поспешил к священнику, жившему на дальнем конце города, и спросил, когда можно будет приобщиться Святых Христовых Тайн? Тот посоветовал ему дождаться первой недели поста, но, увидев состояние писателя, согласился исповедовать его в четверг в церкви.
Николай Васильевич отказался от литературной деятельности и читал теперь книги исключительно духовного содержания. Он назначил себе аскезу ещё более суровую, чем предписывала церковь. Даже на Масленицу он говел. Его уже шатало от изнеможения. По ночам он старался спать как можно меньше.
В эти дни Гоголь написал письмо матери, чтобы она усиленно молилась за него.
В четверг, 7 февраля, он явился в церковь, исповедался, причастился и, пав ниц, много плакал. Когда писатель вернулся домой, у него был такой потерянный вид, что граф Толстой уговорил его показаться домашнему доктору Иноземцеву. Врач нашел у больного катар кишок и рекомендовал ему спиртные натирания живота, лавровишневую воду и ревенные пилюли. Однако Гоголь решил, что лучше в его ситуации молиться, что он и делал.
В ночь с пятницы на субботу Гоголю почудилось, что он уже умер. Он страшно закричал, разбудил слугу и отправил его за священником. Но священник, увидев больного на ногах, уговорил его подождать с причащением.
Однако в воскресенье Николай Васильевич позвал графа Толстого и попросил его отдать некоторые свои произведения митрополиту московскому Филарету, чтобы тот решил, что стоит в будущем напечатать, а что нет. Граф отказался от поручения.
За весь следующий день Гоголь проглотил лишь несколько капель воды с красным вином. Шла первая неделя Великого поста. Близкие друзья очень беспокоились за него. Щепкин, Погодин, Шевырев навестили писателя, но он принял их равнодушно.
11 февраля в доме Толстого служили всенощную. Гоголь с трудом дошел туда. Потом ещё полночи молился, а в три часа вдруг позвал мальчика. Крестясь на каждом шагу, он направился к печке и попросил слугу тихо открыть трубу и принести из шкафа портфель. Когда второй том «Мертвых душ и отдельные главы третьего были уложены в печь, Гоголь поднес к ним свечу. Мальчик все понял. Он плакал и умолял писателя не жечь бумаги. Но писатель не обращал внимания на его просьбы.
Толстые пачки плохо горели. И тогда он развязал тесемку и разложил тетради, чтобы легче было их сжечь, и снова поднес свечу.
Все то время, что горели рукописи, Николай Васильевич не проронил ни слова. Он смотрел на то, как исчезал его труд и думал. О чем? Мы уже никогда не узнаем об этом.
Когда бумаги сгорели, он перекрестил мальчика, лег и заплакал. Однако облегчения ему это не принесло. Кому он послужил, сжигая свое пусть и несовершенное, но творение: Богу или дьяволу? Имел ли он право отречься от своего дара? Но никто из окружающих не мог ответить на его бесконечные вопросы. Чего Бог ждал от него?
И смерть казалась ему теперь все более привлекательной.
«Надо же умирать, а я уже готов, и умру», - заявил он им.
Но оставались ещё кое-какие дела. Гоголь распорядился карманными деньгами: одну часть велел отдать бедным, а другую – на церковные свечи.
Друзья продолжали пытаться спасти его. Врач Тарасенков после осмотра велел ему пить бульон и молоко для поддержания сил. Гоголь проигнорировал рекомендации. Митрополит Филарет просил писателя подчиняться врачам. Но Гоголь уже писал свое завещание. «Будьте не мертвые, а живые души…!» Он решил больше не сопротивляться. Реальный мир потерял для него всякий интерес.
Больной целыми днями сидел в халате, не умывался, не причесывался. Ел иногда в присутствии священника, который убеждал писателя присоединиться к нему. В воскресенье Гоголь заявил, что больше есть не будет. Все окружающие были подавлены. Они воспринимали поведение писателя как медленное самоубийство. Но ничего не могли с этим поделать.
В понедельник, на второй неделе поста духовник предложил Гоголю приобщиться и собороваться маслом. Тот с радостью согласился.
«Оставьте меня! Не мучайте меня!» Он долго отказывался лечь в постель, потому что боялся, что кровать станет его смертным одром. Несмотря на то, что Гоголь был готов к смерти, он боялся ее.
Но поскольку силы его угасали, то он все-таки согласился перебраться на диван. 19 февраля граф Толстой решил, что пора запускать врачей. Консилиум постановил использовать гипноз, чтобы заставить Гоголя принимать пищу. Доктор Соколовский, известный гипнотизер, появился в комнате умирающего. Но гипноз не подействовал. На следующий день собрался консилиум уже из шести врачей. Специалисты сошлись во мнении, что Гоголь не в своем уме. И начались осмотры. Николай Васильевич кричал и вырывался: «Не тревожьте меня, ради Бога!» Наконец, ему прописали пиявок и обливание головы холодной водой в теплой ванной. Доктор Клименков остался наблюдать за исполнением предписаний.
Николай Васильевич страдал, просил оставить его в покое, но все было напрасно. Никто не слушал его. Доктор Тарасенков был потрясен неумолимостью и грубостью своих коллег. Именно он, в конце концов, и остался у постели умирающего.
Постепенно сознание покидало писателя. В бреду он все время искал лестницу. Пытался подняться, но уже не мог.
… В 8 часов утра Гоголя не стало. На календаре было 21 января 1852 года.
